Холод и яд

Варя всегда знала, что слова бьют сильнее, чем пули, но не думала, что тишина может быть гораздо страшнее. Пытаясь отделаться от красочных картин негодяя-Шаха, которые незамедлительно вспыхнули в сознании и пришли в активную динамику, Варя посмотрела на папу. Он механически вертел в руках талончик с датой пожара, хмуро глядя на микроволновую печь. Варя поёрзала и обернулась: на той не было ничего, достойного пристального внимания. Взгляд переметнулся к Филу: он тоже смотрел на папу, чуть подавшись вперёд и как будто из последних сил удерживался от вопросов.

– Пап? – хрипло переспросила Варя.

От осознания прикосновения к сокровенному, к тайне, известной лишь узкому кругу людей, к ответу на желанный вопрос ужасно потели ладони. Сердце билось гулко и трепетно, так что любимое печенье вставало поперёк горла. Папа посмотрел на них и качнул головой:

– Я не могу об этом рассказать.

– Серьёзно? – Фил вспыхнул, стремительно, легко и жарко. – То есть мы с Артемоном огребаем, походу, из-за этого, а вы не можете…

– Фил! – Варя хлопнула парня по плечу, осаждая: лучше она, чем папа. – Прекрати! Иногда лучше кое-чего не знать.

– Ну ты-то знаток! Интересно, что же это может быть! – саркастично хохотнул Фил. – Так и скажите, что мой отец заказал на своё дэ-рэ в подарок аутодафе!

Варя шлёпнула Фила по груди, и тот приправил свою речь едким «кха», после которого папа спокойно отставил кружку и посмотрел на Фила с неприкрытой заинтересованностью:

– То есть он тебе всё-таки рассказывал?

Фил поперхнулся уже не карикатурно – по-настоящему и испуганно. Варю окутало холодной колотящей дрожью, пальцы печально заскребли по кружке, а в горле застыл всё тот же дурацкий вопрос, приевшийся за неделю: «Правда, что ли?» Папа выдержал классическую драматическую паузу, а потом оскалился добродушно и беспечно:

– А чего это вы так напряглись? Не ожидали? Шутка. – Это слово прозвучало горько и совершенно не забавно; зато папа подался вперёд и многозначительно приподнял брови: – Вот об этом я и говорю. Есть такие вещи… Которые вы знать не должны. Конечно, историю не перепишешь. Да и всё тайное рано или поздно становится явным, но о тайнах лучше узнавать от своих родных, а не от чужих людей.

– Мне ничего не расскажут, – мотнул головой Фил; плечи его опустились.

– Значит, так надо. Меньше знаешь – крепче спишь, – улыбнулся уголками губ папа.

– То есть мой отец не виноват?

Отцовское лицо тут же стало жёстким и грубым, как будто этот вопрос ставил его в неловкое положение или раздражал. Но он лишь сухо и сдержанно отрубил:

– Вину определяет суд. Сам у своего отца спросишь.

Талончик глухо стукнулся о поверхность стола – с ним закончили. «Странно… Почему дата не в письме, а тут, в виде талончика. Это ж как вызов к врачу на лечение. Или я просто ищу то, чего нет?» – она сделала глоток чая и кивнула на жетон, мол, он ей смутно знаком. Папа легонько подбросил его и ностальгически усмехнулся:

– Коне-ечно, знаком. Ты ж у меня Вар-вар-вар-вара… Всё разворотишь, везде отыщешь, что тебе надо. У меня в столе такой лежит. Было дело. Чеканил один деятель такие жетоны в комплекте пятидесяти штук для ограниченного круга людей. Сейчас всё равно все потерялись.

– Ну у тебя же лежит.

– И у этого, – откашлялся Фил и торопливо запил реплику чаем.

– Если тот деятель ещё жив – узнаю, у кого да где, – папа глянул на часы и залпом допил чай, на ходу хватая печеньку. – Всё. Обед кончился. Я полетел. Вопросов больше нет?

Варя с Филом переглянулись: вообще-то, вопросов стало только больше. Но ни у кого язык не повернулся об этом сообщить. Тем более, папа и не дал шанса: схватил письмо со всем прилегающим и, напомнив Филу о каком-то их договоре, поторопился одеваться. Варя упорхнула за ним, оставляя Фила разбираться с печеньем, чаем и собственными мыслями.

Вжавшись спиной в стену, Варя наблюдала, как мечется пардусом отец туда-сюда, собирая дипломат, смахивая сообщения и раздражённо косясь на часы. Наконец он накинул пальто и схватил брелок сигнализации. Обернулся и подмигнул:

– Ну всё, я полетел.

– Погоди, – Варя подскочила к нему и парой неуловимых движений поправила неаккуратно сложенный воротник пальто. – Вот.

– Вся в маму, – нежно улыбнулся папа и чмокнул дочку в щёку; а потом гаркнул на всю квартиру: – Ладно, герои, я пошёл. Принцессам велено оставаться в башне, рыцарям – всем вон.

Варя поморщилась, жалобно глядя на папу. Он как будто и не знал мальчишек, как будто она и не кинулась за ними в огонь и в воду – выгонял так сурово и безапелляционно. На пороге показался Артём, спрятавший телефон за спиной, и протянул:

– Мы Варьку не обидим. Честно.

– Честно-честно, – поддакнула Варя.

– Я консервативный самодержавный отец, – хохотнул папа. – И только из-за тебя, Артём, – ты меня понял? – даю вам полчаса. Поесть и передохнуть. А потом – домой. Понятно?

Варя с Артёмом переглянулись и кивнули, пожав плечами. Варя поцеловала отца в щёку, ещё раз шёпотом поблагодарив, и захлопнула за ним дверь.