Холод и яд

Отлепив их двоих от Артёма, папа отправил его отзваниваться матери (и при этом многозначительно покосился на Варю, так что ей вдруг очень-очень захотелось попотеть над контрольной по химии, а не стоять перед ним в коридоре, сгорая от смущения), а их с Филом позвал кивком головы на кухню: чайник уже закипел. Варя пригладила растрёпанные косы и легко вдоль стены проскользнула мимо папы, продолжая смотреть на него самым невинным взглядом из-под ресниц. Папа покачал головой и что-то сказал Филу. Он ответил.

Варе некогда было вникать в их разговор: она вихрем металась по кухне, убирая со стола пустые тарелки и крошки, наполняя вазочки папиным печеньем – одним словом, накрывая стол к чаепитию. «Видела бы меня мама! Глазам бы своим не поверила. И похвалила бы: наконец-то за ум взялась хозяйка», – улыбнулась Варя, нарезая аккуратными полукольцами лимон. Голоса папы и Фила в коридоре и тихий смех Тёмы в глубине квартиры смешивались в один неразличимый гул, едва-едва доносившийся до кухни. Разлив всем чай, Варя настороженно прислушалась: её парень и её отец беседовали вполне мирно (если не считать лёгкого напряжения в голосе папы, которое, впрочем, присутствовало почти всегда) и обсуждали, видимо, обстоятельства получения письма.

– Балда ты, Фил, – проворчал папа, когда Варя подкралась к нему со спины позвать всех за стол.

«А меня бы балбесиной обозвал», – зависть тонким уколом коснулась души, заставляя обиженно поморщиться и по-детски высунуть кончик языка. Папа закатал рукава рубашки до локтей и небрежно глянул на часы:

– Когда там чай будет готов, а?

– Уже! – легонько напрыгнула на папины плечи Варя и рассмеялась. – Пойдёмте? А я сейчас Тёму позову.

Она рванулась было в свою комнату, но папа придержал. Его руки, жёсткие и тёплые, невесомо, но крепко сжали плечи. Варя глубоко вздохнула, намереваясь посмеяться или возмутиться, но папины слова, прозвучавшие над самым ухом зловеще, заставили бросить в сторону комнат томно-тревожный взгляд:

– Не надо его звать: пусть с матерью поговорит нормально. Он своё уже отработал. Ему этих дней в полиции – ты понимаешь – на полжизни хватит. Даже такой маленький срок взаперти может обычного человека запросто сломать, а Артём… Он же, блин, блаженный! – Варя хихикнула в кулак, покорно следуя в папиных объятиях к кухне. Папа продолжал вещать: – Ему нужно время отойти, переварить всё. Не смотри, что он сейчас такой весёлый – я его у отделения встречал, не узнал даже сначала – и не потому что не видел давненько – ссутулился, посерел. Я как будто на тридцать лет назад вернулся. Было у меня дело… – цыкнул папа, но договаривать не стал: возвращаться в прошлое не любил. – Артём ведь идеалист и романтик – таким о-очень сложно сталкиваться с несправедливостью жизни. А жизнь, дети, шутка несправедливая!

Закончил он уже громко, на всю кухню, так что Фил, с ногами взгромоздившийся на, вообще-то, Варино место, вздрогнул и неуклюже уселся нормально. Папа несолидно хмыкнул в сторону и, хвалебно потрепав Варю по голове, присел напротив парня. Фил пригладил волосы и напряжённо выпрямился, как обвиняемый перед судом: невооружённым взглядом было заметно его волнение, которое, впрочем, он старательно прятал под невесёлой усмешкой одним краем губ. Варя его понимала. Треволнение, отдававшееся подрагивающими кончиками пальцев, мешалось с глупой насмешкой над боязливостью Фила.

Из них троих лишь папа абсолютно спокойно потягивал чай из любимой кружки «BOSS» и небрежно средним пальцем прокручивал послание. Фил покосился на Варю и одними губами прошептал: «Я рассказал, как получил». Правда, с первого раза Варя не поняла, и Филу пришлось повторить трижды. На третий раз папа поднял голову и, оценив картинку снисходительной усмешкой и наклоном головы, задал вопрос:

– И что вы разузнали?

– Туманная леди, – коротко выдохнула Варя и переплела дрогнувшие пальцы в замок на кружке. – В тот день сгорела «Туманная леди».

– Да… – небрежно приподняв талончик, папа как-то горько и небрежно усмехнулся чему-то своему. – Весёленький был вечер. Если б не твоя мама… – покосившись на Фила, папа осёкся. – Потом расскажу.

Варя сделала зарубку в сознании расспросить папу о «Туманной леди», легендарный пожар в которой волновал её с самого первого дня, как она об этом узнала (ещё бы: в их тихом небольшом городе больше никогда ничего более грандиозного не происходило!), но у родителей никак нельзя было вытянуть ни полслова – хоть клещами тащи! А тут папа сам вдруг разговорился. «Неужели я наконец-то выросла?» – не удержалась от ухмылки Варя и покосилась на тяжело вздохнувшего Фила.

– А мой отец тут причём? Почему ему об этом спустя девятнадцать лет напомнили? Это же не он поджёг – ну и что, что в его дэ-рэ.

Папа тяжело выдохнул и… Ничего не сказал. Молчание показалось физически тяжёлым: навалилось на плечи и сдавило обручем голову. По коже прокатился морозец.