Хольмганг

Это была правда. Обитатели Орочьих Островов не любили долгих разговоров с чужеземцами, и даже Гаилай не смог их разболтать. Правда он уверял, что ему просто не хватило времени, и требовал оставить его здесь хотя бы на месяц, но Феодор его не слушал. В местных жителях не было злобы, когда рядом стояли три могучих корабля с большим букелларием из викингов и словенов на борту, но кто знает, как они поведут себя с любопытным историком, когда он останется с ними наедине. Кривой Купец (ещё одно прозвище Феодора) не собирался отвечать перед Мессией за то, что позволил умереть одному неприспособленному к жизни человеку. Конечно, если оставить ему солидную охрану, то Гаилай может смело обойти не только Орочьи острова, но и всю страну шотов, но в отличие от учёного мужа, остальные люди команды Феодора Отважного получали за свой труд деньги. Нет, он с радостью бы оплатил Гаилаю личный букелларий, как он уже не раз делал раньше, но только с условием, что в занесённых на пергамент легендах и преданиях один предприимчивый купец найдёт выгоду. Сейчас он выгоды не чувствовал. Безусловно, в любую идею учёного мужа вкладываться было рискованно, и в половине случаев затраты не окупались. Но в этот раз Феодор решил, что вероятность прибыли – нулевая. Поверить в то, что из легенд никому не нужных островов, можно извлечь сведения, способные принести много денег, ему было тяжело. Ведь даже о пиктах, живущих у них под боком, местные жители ничего не знали.

– Неужели ты не понимаешь? – после долгой паузы спросил шот.

Феодор не сказал впрямую, что уважает своего лоцмана, но считает его слегка помешанным, однако дал понять, что логику его поступков ему, нормальному человеку, понять тяжело.

– Озеро, – ответил шот, нисколько не обидевшись, – Остров мал, но на нём есть малое озеро, а на этом малом озере маленький остров. Нас много, но на этом острове мы поместимся. Я не всегда ночую на плоту, если на речке или на озере есть остров, я спускаюсь на землю.

Феодор хотел спросить «а чем отличается остров посреди моря от острова на реке или на озере, и какая здесь связь с ужасом, какой внушает Мак-нуту ясная погода – то, что нормального моряка лишь успокаивает?», но Мак-нут уже мчался к матросам. Ему показалось, что они натянули паруса плохо, и из-за этого скорость корабля не такая высокая, как хотелось бы.

– Глупцы, почему вы так хотите умереть?! Натяните парус как полагается, якорь вам в глотку! А вы, я не понимаю, нанялись работать гребцами на достойное торговое судно или на корабль для увеселительных прогулок? Клянусь честью клана, если будете поднимать вёсла столь же вяло, то вскоре пожалеете о дне, когда родились! Гребите изо всех сил, бездельники! От ваших дохлых рук зависит жизнь всей команды!

Феодору не нравилось, что лоцман кричит и оскорбляет его людей, словно каких-то рабов, но сделать он ничего не мог. На покладистости Горвинда держалось всё предприятие. Старик почти не брал денег за свои услуги (да, а зачем умалишённому золото?), предпочитал продукты, дрова и одежду, в общем, работал почти задарма. Но не зря мудрые учат, что бесплатное вино подают лишь в таверне, где в каждой стене торчит ухо басилевса. Работая с Горвиндом Мак-нутом Феодор экономил деньги, но тратил нервы свои и своих людей.

Как бы ему хотелось узнать причину, по которой старый шот боится ясной погоды и сухого берега как кающийся грешник геенны огненной. Но, увы, он сам не говорил ни в какую, родственников у бедняги не осталось, да и друзей тоже, а жители Орочьих островов, хорошо знавшие этого лоцмана, не отличались общительностью. В плохом настроении они могли не сказать даже где источники с пресной водой.

– Быстрей! Быстрей! Вы разве не видите дневного света, которому больше не загораживают дорогу тучи?! А если да, то почему корабли еле ползут?!

Лоцман с такой неподдельной тревогой всматривался в водную гладь, на которой играло солнце, что многим на корабле передалась его тревога. А один из викингов сказал:

– Клянусь Тором, этот старик опасается какого-то страшного врага! Олаф, может, ты скажешь ему, что когда рядом викинги и словены, любой враг умоется кровью.

Молодой викинг обратился на общем языке северных народов, потому что ещё плохо знал имперский язык, на котором общались все на корабле, включая быстро выучившегося ему шота, а шотский не знал совсем.

– Нет, друг, – ответил своему воину предводитель варяжской части букеллария, – этот человек похож на тронувшегося умом, но он не глуп. Тот враг, которого он опасается, страшнее самых знаменитых пиратов. И у него есть основания так поступать, хотя нам он о них вряд ли когда-нибудь скажет.

Никто не спрашивал, как Олаф из варяжьего племени Рус узнал об этом. Викинги знали, что их командир – потомок волхвов и поэтому не удивлялись, когда он узнавал то, что от других скрыто. Но кто именно этот таинственный враг, который не боится большого букеллария опытных воинов, не ведал даже он.