Хокни: жизнь в цвете

На лето он поселился в Йоркшире, в Бридлингтоне, в кирпичном доме неподалеку от морского побережья, купленном им когда-то для матери; он хотел быть ближе к сестре Маргарет: ее спутник жизни был серьезно болен. Когда он умер, Дэвид остался рядом, чтобы поддерживать ее. Каждый день брат с сестрой совершали долгие автомобильные прогулки по сельской местности, и Дэвид чувствовал в себе какую-то особую тягу к этим йоркширским пустошам с волнистой линией меловых холмов на горизонте – местности, знакомой ему с детства. По пути им почти никто не попадался, разве что пара-тройка фермеров; туристов не было: Бридлингтон был достаточно далеко от Лондона, чтобы они приезжали в эти места нарушать их покой. К нему присоединились Джон, еще более влюбленный и преданный с тех пор как Дэвид покинул ради него Соединенные Штаты, а также молодой французский аккордеонист, которого Дэвид нанял недавно в качестве помощника по рекомендации Энн и ее мужа. Жан-Пьер, или, как все его называли, Джей-Пи, вне всяких сомнений, был единственным парижанином в Бридлингтоне. Он исполнял также обязанности водителя, и, таким образом, Дэвид мог колесить по округе, останавливаясь то здесь, то там, чтобы сделать несколько набросков в японском альбоме, складывавшемся гармошкой. Он все больше и больше влюблялся в этот холмистый пейзаж, который были не в состоянии испортить никакая мачта линии электропередачи, никакой стенд с рекламой и которым они часто любовались в полном одиночестве, не встречая ни единой машины. За каких-нибудь полтора часа он мог заполнить целый блокнот рисунками стебельков и травинок. Рисуя траву, он учился видеть ее, чего у него никогда не получалось при фотографировании, потому что требовалось время, чтобы рассмотреть ее и соразмерить пространство. В отличие от йоркширских пейзажей, написанных им для Джонатана, на этих его акварелях не было ни панорамных видов, ни маршрутов прогулок по сельской местности, но были возделанные поля, лежащие вдоль дороги, и краски природы, меняющиеся вместе с временем года.

Находясь проездом в Лос-Анджелесе весной 2005 года, он внезапно ощутил желание писать портреты маслом. После нескольких лет работы акварелью масло показалось ему такой богатой и такой простой техникой! Зачем от нее отказываться? По возвращении в Бридлингтон он снова принялся за пейзажи – но теперь уже маслом. Было невозможно обманываться относительно источника энергии и радости, переполнявших его. Начиная с его прогулок в Холланд-парке в апреле 2002-го, с тех самых пор, как его коснулась благодать – потому что речь шла именно о ней: о благодати в религиозном, духовном смысле, – будущий сюжет вырисовывался все четче. Было уже совсем «горячо», как говорят в игре в жмурки, когда один из детей с завязанными глазами приближается к цели. От возделанных полей он перешел к деревьям. Одна дорога, обсаженная с обеих сторон деревьями, кроны которых переплетались, образуя естественный свод, особенно ему нравилась: он писал ее в разные времена года, фиксируя каждое изменение света и цвета. Не было ничего прекраснее смены времен года. В ней была сама суть изменений. В ней была сама жизнь.

Он писал на пленэре – на открытом воздухе – выбирая определенный сюжет, как художники барбизонской школы в XIX веке. Зимой им с Джеем-Пи приходилось надевать на себя по несколько слоев теплой одежды, так что каждый из них становился похожим на мистера Мишлена[41]. Летом самый удивительный свет был с шести до девяти часов утра: и они вставали очень рано. Когда начинался дождь, Джей-Пи раскрывал огромный зонт, и на картине иногда оставались следы капель. Дэвид купил пикап «Тойота» той же модели, какую использовали военные в Афганистане, и эта машина позволяла им преодолевать любые дороги в любую погоду; кузов автомобиля они оборудовали широкими полками, чтобы складывать туда непросохшие холсты. Дэвида забавляла необходимость решать всякие технические проблемы: они напоминали ему о детстве, каникулах в скаутских лагерях. Но самое главное – чем больше он рисовал, тем лучше видел. А чем лучше видел – чем больше точности и напряженности было в его взгляде, – тем больше испытывал желание рисовать.