Хочу быть твоей

Талия знала, что должна сказать Джованни о том, что ей не удалось достать его книгу, и чем раньше, тем лучше. Поэтому, кивнув, она пошла наверх.

Джованни сидел в маленькой гостиной, примыкавшей к его спальне, на ногах его был шерстяной плед, несмотря на теплый день. Он смотрел телевизор, нахмурившись, но, как только Талия появилась в дверях, на морщинистом лице его засияла улыбка.

– Талия, дорогая, ты вернулась! – Он протянул руки, и Талия пошла к нему.

Обняв его, она поцеловала деда в худую щеку, а затем уселась рядом с ним.

– Почему‑то ты выглядишь невеселой, дорогая, – сказал Джованни. – Что случилось?

– Я не смогла достать твою книгу, нонно. Мне очень жаль.

Джованни секунду молчал, просто внимательно смотрел на нее, и взгляд его был оценивающим, почти как у Ангелоса.

– Но ведь ты старалась, да? – наконец промолвил он, и она кивнула.

– Да. И я даже ее нашла. Но эта книга очень дорога ее нынешнему владельцу. Она принадлежала его покойной жене.

– Вот как? – Джованни медленно кивнул, откинувшись в кресле.

– Оказалось, что ее бабушка была горничной какой‑то графини на одном острове. Графиня подарила ей эту книгу на прощание.

– А, я понял. – Он быстро закрыл глаза, и Талия подумала, что он что‑то ей недосказывает.

– Прости, – снова сказала она.

– Ничего страшного, Талия. Но мне кажется, что твоя печаль не связана только с этой книгой. – Он снова открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. – Так ведь?

– Да, – призналась она и больше не могла вымолвить ни слова. Горло ее сжалось, и она быстро заморгала.

– О, Талия. Я хотел, чтобы ты посмотрела мир. Хотел разжечь в тебе жажду жизни и приключений, которая, как искра, тлела в тебе, но я, похоже, сделал только хуже.

– Нет, нонно, – заверила его Талия. – Просто иногда… тяжело жить. Когда чувства обуревают тебя. Ты знаешь об этом?

– Да. – Дед печально улыбнулся ей, затем взял ее за руку. – Я знаю.

Дни шли за днями, но Талия не выходила за пределы поместья. Она гуляла по ухоженным газонам, заставляя себя любоваться красотой пышного сада, а сама в это время тосковала о скалистых холмах и белых песчаных пляжах Каллоса. Она тосковала о Софии и Ангелосе, и тоска ее была подобна физической боли, лишавшей ее сна.

Талия потеряла аппетит, и Альма, как ни старалась, не могла накормить ее. В конце концов, в конце августа, Джованни вызвал ее на разговор.

– Дорогая моя, я вижу, что ты мучаешься, – сказал Джованни без всякой преамбулы. – И я знаю почему. Ты влюблена, и сердце твое разбито.

Талия слабо улыбнулась проницательности деда.

– Возможно. Я никогда такого не испытывала.

– Я отправил тебя из дома не для того, чтобы ты разбила свое сердце, – строго сказал Джованни. – Я отправил тебя, чтобы ты снова его нашла. Так не годится, Талия. Ты должна жить… и полюбить… еще раз.

Талия устало кивнула:

– Я хочу, нонно, но…

– Никаких но. Я договорился с одной галереей о выставке твоих работ. Она состоится через две недели.

Талия открыла рот.

– Что…

– Я знаю, что тебе не нравятся подобные публичные мероприятия, но, как тебе известно, многие галереи жаждут показать твои работы. Они спрашивают меня каждый год. И настало время согласиться на их предложение, Талия. Настало время показать себя миру.

Глава 16

– Неужели ты пойдешь в этом?

– Что? – Талия посмотрела на свое светло‑зеленое платье‑рубашку. Сегодня был день открытия выставки, и она позаботилась о своей внешности – по крайней мере, ей так казалось. – Это одно из моих лучших платьев, – сказала она Уиллоу, невесте своего брата Данте. Они приехали несколько дней назад, так же как и другие братья и сестры, чтобы присутствовать на открытии выставки, но Талия с ними лишь поговорила несколько раз, потому что они уединились в одном из гостевых коттеджей.

Талия нервничала при мысли о том, что ей сегодня придется делать. Ей придется показывать свои работы гостям, беседовать с ними, ходить среди толпы. А для этого ей надо подавить в себе свою тревогу и клаустрофобию. Она надеялась, что сможет это сделать.

После ободряющего разговора с дедом она поняла, что хочет двигаться дальше, даже если это будет трудно и, может быть, даже невозможно. Она выбрала для выставки самые удачные свои работы и очень волновалась при мысли о том, что покажет их миру. Но одно из лучших ее творений, которым она несказанно гордилась, осталось лежать дома: это был рисунок с изображением Ангелоса и Софии. После долгого колебания Талия решила отправить его на Каллос.

Поразительно, но ей было так легко рисовать их по памяти. Она изобразила их сидящими на пляже и строящими замок из песка, как это было тогда, в их первый выход на природу. На лице Ангелоса отражалась любовь, а на лице Софии – радость. И оба они работали вместе, получая удовольствие от общения друг с другом. Каждый штрих карандаша был для нее наслаждением, и Талия надеялась, что Ангелос сохранит у себя этот рисунок и увидит, как она любит их.

– А что плохого в этом платье? – спросила Талия Уиллоу, которая ходила вокруг нее, недовольно цокая языком.