Хочу быть как ты

Погоды нынче стояли изумительные: солнце, и тепло уже совсем по-летнему. Поэтому мы с утра мазали олифой деревянные щиты на спортплощадке. Через час работы моя кисть расползлась, и дядя Ваня послал меня за новыми кистями – к Зинаиде Максимовне. Старушка встретила моё появление восторженно – вероятно, погода и на неё подействовала положительно. Я хотел было заикнуться насчёт кистей – но тут другая мысль постучалась изнутри в череп, и я спросил, нет ли в лагерной библиотеке произведения Пушкина «Евгений Онегин». Завхоз-кастелянша ринулась в недра книжного шкафа с яростью и энергией, достойной упомянутого пуделя Джима. Через пять минут развела руками: нету Пушкина в шкафах, зачитали. В прошлом году ещё был. Нет, в позапрошлом. Да ничего, сказал я. Мне, вообще-то, кисти нужны – щиты олифить…

Когда я возвращался с кистями в руках на объект и уже подходил к спортплощадке, передо мной вдруг открылся в земле люк, и оттуда вылез толстый Гарик, весь перемазанный чем-то, с разводным ключом в руке.

– Ну и как тут не нажраться, я вас спрашиваю? – сказал он, отряхивая с себя пауков и многоножек.

– Понимаю, – сказал я. – Но не в разгар же рабочего дня…

– Ясно. Значит, тогда вечером мы вас ждём-с.

Дёрнул же чёрт меня за язык, с моим-то умом и талантом!..

Сзади подошёл дядя Ваня, произнёс задумчиво:

– Да… Ка-ажна бригада в своём говне копацца…

За обедом, вместе с тарелкой борща, в которой плавал изрядный кусок мяса, торжествующая Зинаида Максимовна вручила мне томик Пушкина с «Евгением Онегиным».

– Как? Откуда? – спросил я в растерянности.

– Сходила в «Металлист», – доложила старушенция. – У них нашлось.

И много ещё чего. Тамошние студенты меньше читают, чем наши, университетские.

Je n’ai pas de mots. Я был взволнован. Не могу сказать, что губа предательски дрогнула или ещё что, но почувствовал, что толстый Гарик сегодня без компании не останется. Без моей. Открыв книжку наугад, я прочитал первое, на что наткнулся взором: «Свою доверчивую совесть он простодушно обнажал». Точняк не останется.

* * *

Вечером, впрочем, моя любезная Зинаида Максимовна выступила в новой роли – в роли исключительной пассионарии, показав, что может быть неистовой не только любя, но и ненавидя. Начальник лагеря велел личному составу после ужина задержаться в столовой – назначил собрание.

– Я прошёл большой жизненный путь, вашу мать! – начал бравый полковник своё выступление. – От сперматозоида до полковника советской армии! Пардон, – добавил он, глянув на дам. Тех, впрочем, это никак не смутило. – Много с чем сталкивался. Но не думал с таким столкнуться здесь! – голос его зазвенел высокой гневной нотой. – Все здесь присутствуют? Дмитрий Фёдорович, ваши все здесь?

– Все, – нервно дёрнулся бригадир строителей.

– Аршак Артурович!

Откуда-то из-за кулис вышел наш армянский наниматель Алик, придерживая за плечо мальчонку лет восьми. Мальчонка показал пальцем на одного из строителей.

– Что же, – сказал начальник. – Вызываем милицию и будем оформлять?

Вся столовая судорожно вздохнула.

– А что вы вздыхаете? – сказал начальник. – Воровать домашнюю живность у местного населения – такого даже в войну не было. Или… договаривайтесь сами.

Бригадир строителей вскочил со стула и подбежал шептаться с армянином. Тут встала с места Зинаида Максимовна.

– Домик, где живут наши строители, каждый может узнать издалека! – начала она свою пламенную речь. – Почему? – никто из присутствующего личного состава никаких предположений не выдвинул. – Потому что перед крыльцом у них – целая гора пустых фанфуриков! Вы в своём пьянстве и непотребстве до того одичали, что уже ленитесь сходить их выбросить в мусор! Скоты! Чтобы сегодня же всё отнесли на помойку!

Строители сидели, понурившись. Диспозиция в целом была не в их пользу, так что и впрямь лучше им было помалкивать. Вернулся их бригадир, что-то шепнул на ухо начальнику.

– Хорошо, – сказал тот, поморщившись. – Только этого – чтобы завтра здесь духу не было! Чемодан, вокзал и к ебеней матери! И завтра же, ещё до завтрака, прибираете территорию вокруг своего домика – чтобы всё блестело, как у кота яйца! Тогда в ваше Управление, так и быть, не сообщу.

Бригадир строителей виновато шмыгнул носом, сделал виноватое лицо, потоптался, покивал и удалился мелкими шажками. А я подумал, что поведение начальника с подчинёнными всегда предопределено. Хороший ли ты человек, плохой, активен ли, пассивен, весел, угрюм, знаешь ли наизусть до конца «Письмо Татьяны», решаешь ли в уме дифференциальные уравнения – надев на себя личину начальника, ты начинаешь вести себя согласно поведенческой матрице. В эту матрицу входит, помимо прочего, обязанность постоянно подозревать за рабочими стремление обмануть тебя, перехитрить. Они будут шумно обижаться, но это тоже входит в правила их игры – обижаться и пытаться тебя обмануть и перехитрить. Большим нужно быть оптимистом, чтобы от всего от этого не стошнило.

А начальник, выходя из столовой, притормозил возле меня.

– Ну как? – спросил он. – Удаётся понемногу учиться?