Хочу быть как ты

Впервые за две недели так остро захотелось курить, что я едва не дал слабину. Как же я её люблю, подумал я. Я знаю все её недостатки, их до хренища, но я съезжаю крышей, думая о ней. Развод ещё ничего не значит. Семейная пара из нас получилась не очень, это да. Но семейная пара – ведь не единственная форма сосуществования человеков? Ведь развод ещё не повод расстаться навеки, выкинуть в мусоропровод письма, плюнуть и растереть по асфальту всё, что было? Ну, будет в паспорте одной печатью больше. Да хоть на лоб мне её влепите, если вам от этого легче станет. Это ли повод так страшно огорчаться?

Только бы видеть её. Пусть не каждый день. Раз в неделю, можно? Нет, видеть мало. Обнять, дотронуться, вдохнуть запах. Большего не требую. Принести гвоздики в портфеле. Мы называли их «гвóздики», с ударением на первый слог. Пройтись вдвоём ночью по набережной. Что для этого надо сделать? Бросить работу в МГУ? Да, я внутренне готов. Уже понятно, что учёного из меня не получилось. Могу проработать на кафедре ещё лет двадцать – так и буду ездить по овощебазам и производственным экспедициям, изображая из себя… Да уже никого и не изображая. Друзья-полярники хлопнут дружески по плечу, скажут: привет, симулякр. Давненько не виделись!

Что ещё? Заняться бизнесом в свете новейших веяний? Я готов и на это. Бросить курить? Уже бросил. Что ещё? Научиться нырять вниз головой с пирса? Готов. Шею сломаю, но научусь. Накачать мускулатуру? Запросто. Я по атомам перестрою структуру своего тела. Не пялиться на других баб? Я и так ни на кого не пялюсь, спроси Дашу. Я вообще на всё готов. Вот только поможет ли?

Как страшно. Как страшно! Неужели всё? Неужели всё, что мне осталось в моей никчёмной жизни, это бродить под окнами и заглядывать туда, где я был когда-то так счастлив с ней? Встать у подъезда, достать из портфеля чекушку, за которой отстоял очередь, влить её в себя, глядя на освещённое окно, и заплакать…

Кстати, о чекушке. Не навестить ли мне Гариков? Сразу полегчает.

С Гариками у нас в плане выпивки был полный колхоз. Где-то я заплатил за вино, где-то они. По фиг. Я мог зайти к ним в любой момент, даже ночью. Мне всяко нальют.

Я уже сделал шаг с крыльца, но взгляд мой проник через окно в мою комнату. Я увидел юношу Эдуарда, смирно восседавшего на кровати в ожидании своего не то ученика, не то идеала на все времена – то бишь меня.

Погоди-ко, сказал я себе. Ты всерьёз хочешь пойти туда и нажраться? Чтобы не страдать от «воспоминаний о будущем»? Чтобы показать этому юноше, который собирается повесить твою фотографию на стену, чтобы брать с тебя пример, свиную морду? Вместо того, чтобы явить ему себя «как совершенства образец»? Чтобы это ангельское создание, забрав в следующую субботу фотографию из ателье в Пицунде, порвало её в мелкие кусочки и спустило в ближайшую речку? И сказало: я был неправ, экскьюзе муа. Я думал, что есть в мире идеал, а вон он что – нету его. На тебя была последняя надежда. Теперь её нет.

Я открыл дверь и вошёл в комнату.

– Всё в порядке? – спросил Эдуард.

– Абсолютэман. – сказал я. – Поехали. На каком мы уроке остановились?

* * *

С супругой мы оформили развод вскоре после того как я вернулся из этой командировки. Больше никогда не ругались на тему отсутствия денег, только горестно вздыхали. Прожили вместе ещё пару лет и расстались по взаимному согласию и в самых дружеских отношениях.

Прошло ещё лет двадцать. Эдуард приехал в Россию навестить родственников и отыскал меня через сайт «Одноклассники». Мы встретились на Тверской. Он приехал на «порше». Он уже не выглядел как дитя, а выглядел как красавец-мужчина. Угостил меня обедом в шикарном ресторане, куда я, конечно же, не мог зайти даже в виртуальном режиме. Да меня бы туда без него и не пустили. Посмотрели бы с кислым видом – и не пустили. Спасибо, если бы ещё в лацкан пиджака не высморкались. На прощанье мы обменялись подарками. Я подарил ему свою книжку, он мне – литровую бутылку односолодового виски. Я и не подозревал, что на свете существуют такие вкусные напитки.

Расставаясь навсегда, он сказал мне:

– Спасибо тебе, Олег. Сам знаешь, за что.

– За что же?

– За мою жизнь. Спасибо.

Прижимая обеими руками к животу коробку с дорогим напитком, я вышел на площадь. Опекушинский Пушкин, пряча зелёную руку в зелёный жилет, смотрел на меня с укоризной. «У нас мало времени, – говорил он, конечно же, по-французски. – У нас чертовски мало времени. Нам надо идти».