Воспоминания о том дне взрезали душу, как ритуальный нож увея. И вытащили из самых темных уголков памяти все то, что он когда-либо пытался забыть: презрение в глазах деда, проводившего ритуал лишения клинка, равнодушное «у меня только два сына, о’вери[103]», сорвавшееся с уст матери, увидевшей его умоляющий взгляд, душераздирающий скрип закрывающейся за спиной калитки и многое, многое другое.
Когда горечь воспоминаний стала совершенно невыносимой, а Негзар почти уже решил плюнуть на договоренности с Юлаем и вернуться в Голон, из открытого люка раздался голос долинника:
– Эй, ашер, ты наверху?
– Угу… – глухо буркнул он, торопливо встал, подошел к первому попавшемуся проему между зубцами и оперся на него локтями.
Снизу раздалось приглушенное ругательство, заскрипели ступени – и через пару десятков ударов сердца в люке показалось ухмыляющееся лицо Подсвечника:
– Глянь, это они?
Его рука безумно медленно полезла за пазуху, задержалась там минуты на полторы, а потом извлекла на свет перевязь с алчигами[104].
Забыв про свои мысли о возвращении, Негзар сорвался с места, в два прыжка подскочил к долиннику, вырвал из перевязи попавшийся под руку клинок и с благоговением потрогал ногтем узорчатую сталь:
– Они…
– Пяти десятков хватит?
Глава 16
Кром Меченый
…Сразу же за Кабаньими Выселками дорога дважды вильнула, огибая глубокие овраги, взметнулась на довольно крутой подъем, выскочила из леса и вдруг оставила нас наедине с горами.
Увидев упирающиеся в небо заснеженные вершины Белой Стены[105], перед которыми не было видно ни одного зеленого пятнышка, я расстроенно вздохнул: вместе с низкорослой и не особенно густой щетиной[106] за нашими спинами осталась призрачная надежда на нападение лесовиков. А вместе с ней – избавление от перспективы уступить свою Половинку кому-то из хейсаров.
Мэй вздохнула со мной в унисон и нервно стиснула тоненькими пальчиками повод своей кобылки.
Этерия Кейвази, весь последний час пытавшаяся ее развеселить, заметила этот жест, подъехала к ней поближе и прикоснулась к ее колену:
– Хватит грустить! Посмотри, как тут красиво!
– Шаргайл… – вытянув руку куда-то в сторону Ан’гри, гордо «объяснил» Полуночник. – Место, рождающее настоящих мужчин…
– Мужчин рождает не место, а женщины… – язвительно поддела его Тиль.
Сати отреагировала намного злее:
– Он еще совсем молод! Вот женится – узнает. Если, конечно, найдется… девушка, которая услышит его Песнь!
Будь я на месте Даратара, обиделся бы – благодаря расчетливо сделанной паузе «девушка» прозвучало как «дура». Он не стал – предпочел воспользоваться возможностью сделать комплимент Мэй:
– Шаргайл рождает настоящих мужчин. А настоящие женщины рождаются в Вейнаре!
Тиль пошла пятнами:
– Хм… Я передам твои слова азе[107] Ните и твоим сестрам. Они оценят!
Полуночник пожал плечами:
– Конечно, оценят! Мою избранницу!! И согласятся!!!
Мэй не обратила на слово «мою», прозвучавшее в комплименте, никакого внимания – в этот момент она невидящим взглядом смотрела перед собой и о чем-то сосредоточенно думала. А вот Медвежья Лапа – обратил. И не преминул напомнить недавнему сопернику о его поражении:
– Твою? Сладок плод, да рука неймет!
– Если бы мечты ранили[108]… – поддержал его Ночная Тишь и ухмыльнулся.
– Говорить – легко… – вставила свое слово Тиль. – А вот делать…
Даратар побагровел:
– Я – делаю! И всегда добиваюсь того, чего хочу!
– Угу… – кивнул Итлар. – Поэтому уже добился Райаны Капли Дождя, Сайты Травинки, Хатии Реснички…
Полуночник набычился, привстал на стременах…
– Ну да, в мечтах… – хохотнул Ночная Тишь. – А что ему еще остается делать? Мы учимся писать, а он…