Хейсар

Она задрожала и пожала плечами.

– Не смогу… – хрипло выдохнул он: – Ты же только что сама дала мне понять, что если я засну – ты убежишь. А это в мои планы не входит. Опять же, уснуть рядом с такой красивой девушкой, как ты, сможет только младенец. Или немощный старик…

Браня открыла глаза, гневно уставилась на Бельварда и демонстративно сжала колени.

Он ухмыльнулся, вытащил из ножен кинжал и положил его на ее правую грудь. Потом выждал несколько мгновений, пропустил пальцы сквозь шнуровку и сжал ладонью левую:

– Выбор понятен?

Девушка тихонечко застонала.

Потом ее колени дрогнули и раздвинулись…

Глава 13 Баронесса Мэйнария д’Атерн

Третий день третьей десятины

первого травника.

– …Пя-а-ать десятков и три со-о-охи… Сы-ы-ы каждой – по ды-ыва ка-а-апья и семь ме-е-едяшек… Па-а-алучаецца… па-а-алучаецца… – Ночная Тишь закатил глаза, потер переносицу и тяжело вздохнул: – Получается о-о-очень много…

– «О-о-очень много» – это сколько? – ехидно поддел его старший брат.

– Сейчас посчитаю… – Унгар затер ладонью свои же собственные записи, вытащил из сапога деревянное «перо» и решительно начертил на земле две вертикальные полоски: – Это – копья с одной сохи…

…Как обычно, он торопился. Поэтому вместо пятидесяти трех пар начертил сорок девять – что для него было довольно хорошо. И принялся считать.

Высунутый кончик языка, прикосновения к переносице и пылкие взгляды в мою сторону помогали как-то не очень, поэтому результат у него получился умопомрачительный – девяносто одна монета. Дальше – хуже: вместо пятидесяти трех рядов по семь черточек он нарисовал сорок четыре по семь, четыре – по восемь и две – по шесть.

После перепроверки одна «восьмерка» лишилась лишней черты, а «шестерка» обрела недостающее. Что никак не сказалось на результате – после завершения расчетов толковейший из моих женихов выдал умопомрачительную сумму: один желток, тридцать семь копий и восемь медяшек[83]!

– Ты только что выбросил в пропасть двадцать шесть серебряных и тринадцать медных монет… – буркнула я. – И это – с одного лишь посошного налога. А что будет после подсчета остальных? Пустишь лен по ветру?

Ночная Тишь вспыхнул и с вызовом посмотрел на меня:

– У меня достаточно денег, чтобы…

– …позволять себе ошибаться? – перебил его Вага. И, виновато посмотрев на меня, затараторил: – Пойми, дурень, цифры – это тот же меч: каждая ошибка, которую ты делаешь, ранит! Причем не только тебя, но и весь твой род! А еще показывает твою слабость перед теми, кто ПОНИМАЕТ!!!

Юноша набычился:

– Я считал!

– Ты спешишь, поэтому делаешь ошибки…

– Бьешь туда, где противника нет… – хохотнул Полуночник, – не было и не будет!

– Зато я все-таки бью! А ты до сих пор ходишь по кругу[84]!

Он был прав: за два дня обучения Даратар из рода Оноирэ научился писать всего четыре буквы. Те, из которых складывалось его имя. А считать не умел совсем.

– Я быстро учусь!

– Быстро? Да ты что? Может, напишешь мне слово «Шаргайл»? Или «Аверон»? Или «Оноирэ»?

Полуночник скрипнул зубами, покосился на свой «пергамент» – участок земли, исчерканный кривыми буквами «о», выхватил из ножен наш’ги и чиркнул себя по предплечью:

– Напишу. Завтра вечером. Слово!

«Напишет…» – угрюмо подумала я и взглядом показала Унгару на его «расчеты».

Почувствовав мое недовольство, Ночная Тишь мгновенно забыл и про Даратара, и про его Слово. И принялся затирать сапогом свои ошибки.

На мой взгляд – зря: проще было их внимательно пересчитать и добавить недостающее.

– Он упрямый… – остановившись рядом со мной, еле слышно выдохнул Крыло Бури. – Научится…

– Упрямый… – эхом ответила я и опустила взгляд, чтобы Вага не увидел слез в моих глазах.

Не увидел. Но почувствовал: присел рядом, испытующе заглянул мне в глаза и поинтересовался, что именно мне не нравится в его младшем брате.

– Что тебе не нравится во мне, в леди Этерии или в Тиль? – вырвалось у меня.

– Нравится… Все… Но…

– Твое сердце принадлежит другой. Так?

– Да, ашиара…

«Мое – тоже…» – хотела сказать я. Но сказала совсем другое:

– А у меня сердца[85] нет…

Крыло Бури покосился на брата, сосредоточенно рисующего очередные полоски, и сказал:

– Он – лучший…

«А у тебя долг перед короной и родом…» – послышалось мне.

Только послышалось – при всей своей любви к брату Вага был настоящим мужчиной. И никогда бы не позволил себе сделать мне больно.

– Он будет хорошим мужем… – после небольшой паузы буркнул он. – И хорошим отцом для твоего сына…

– Я. Сделаю. Выбор. Сама…

Вага услышал. Не только сами слова, но и рвущееся из меня отчаяние. Поэтому склонил голову и исчез. А я закрыла глаза и невесть в который раз увидела перед собой отца.

Мрачного, как грозовая туча. Тискающего рукоять родового кинжала. И гневно глядящего на Волода:

– Корона, род, ты. И никак иначе…

Тогда, в глубоком детстве, мой младший брат, сообразив, что задал глупый вопрос, опустил взгляд и вжался в спинку кресла. И стал выглядеть так жалко, что я не выдержала, выскользнула из-за портьеры и бросилась на его защиту: