– Мне нужны две твои лучшие пятерки. Если они сделают дело, ты получишь две сотни золотых…
Сулхар постучал пальцами по крестовине меча и наконец изволил посмотреть на гостя:
– Братство не связывается с хейсарами. И с Бездушными – тоже…
– Боитесь? – презрительно усмехнулся юноша.
Серый равнодушно пожал плечами:
– Золото нужно живым. А вы предлагаете нам не только дело, но и месть шаргайльцев с Посмертным Проклятием Бездушного…
– Хейсаров – восемь, Бездушный – один! – возмутился Бельвард. – А две пятерки, которые мне нужны, – это целый десяток! Если твои люди не промахнутся, то мстить и проклинать будет некому!
Глава братства Пепла криво усмехнулся:
– А если промахнутся?
Юноша невольно дотронулся до повязки, прикрывающей пустую глазницу, поймал насмешливый взгляд собеседника и разозлился:
– Я, кажется, просил лучших!
– Хорошая пятерка приносит Братству пару сотен золотых.
Бельвард раздул ноздри, сжал зубы и… ухмыльнулся:
– Хорошо, давай по-другому: ты выделяешь мне столько людей, сколько считаешь нужным. Я плачу пять десятков желтков сейчас, двести пятьдесят – после дела и забываю обо всем, что видел…
Белый проследил за взглядом, направленным на его корону, и нехорошо прищурился:
– Я – ветер в ночи: сегодня – есть, а завтра – нет. Вы – мясо[80], у которого есть имя, дом и близкие. Разницу чувствуете?
– Ты мне угрожаешь? – взбеленился Бельвард, потянулся к рукояти кинжала и сделал вид, что собирался почесать живот: телохранители главы Ирригардского братства Пепла среагировали на его движение уж слишком быстро!
Серый его жеста «не заметил»:
– Нет. Я отвечаю на предложение
Юноша сжал зубы, развернулся на месте, шагнул к двери и услышал тихий смешок:
– Не торопитесь уходить – вы меня не дослушали…
…Первая пятерка Серых догнала Бельварда перед самыми Южными воротами. И, подав условный знак, унеслась вперед. Вторая пристроилась к нему сразу после того, как он въехал в лес, а третья и четвертая объявились после заката, как раз перед тем, как Бельвард и его «свита» добрались до дорожки, ведущей к постоялому двору «Волчье Логово».
Как и обещал Сулхар, последние восседали на неплохих тирренских скакунах и щеголяли в одежде родовых цветов баронов Гетри[81].
Один из них – сухой и на редкость жилистый парень лиственей эдак двадцати, восседавший на коне с грацией степняка, – мигом спешился, вытащил из переметных сумок пару увесистых свертков и с улыбкой предложил Бельварду прогуляться «до ветру».
Процесс переодевания занял от силы минут пять. А вот работа с лицом – больше часа. Впрочем, дождавшись ее завершения и заглянув в подставленное зеркальце, Бельвард с большим трудом удержался от вскрика: лицо человека, отражающегося в зеркальце, было настолько сильно изуродовано ударом медвежьей лапы, что вызывало безотчетный ужас!
– Аднаглазый, Двуликий меня забери! – ухмыльнулся Серый. – Как есть, Аднаглазый!
– Угу… – поддакнул ему кто-то еще. – Па-ахож…
…Бельвард засомневался. А зря – рассмотрев лицо нового постояльца, хозяин постоялого двора расплылся в ослепительной улыбке и поклонился чуть ли не до земли:
– Смирения, ваша милость! Искренне рад видеть вас снова!
Отвечать на вопросы человека, общавшегося с настоящим д’Гетри, было глупо, поэтому юноша ткнул пальцем в замотанное шарфом горло и прохрипел что-то невразумительное.
– Простыли? У-у-у… – расстроился толстячок, потом подпрыгнул на месте, вгляделся в полумрак зала и заорал: – Браня! Согрей вина его милости! Живо!!!
Браня, разбитная девица лиственей пятнадцати от роду, собиравшая с одного из столов грязную посуду, нехотя повернулась к дверям, уставилась на Бельварда и вдруг расплылась в счастливой улыбке:
– Ваш-мл-сть, вы? Ой, шо ж я, дурища, стою-то? Ща, уже бегу!!!
Тарелки, заваленные куриными костями, полетели обратно на стол, вслед за ними на него же шлепнулась тряпка – и девка, радостно подпрыгивая, унеслась куда-то в темноту.
– Носит… На шее… – усмехнулся хозяин «Логова». – А надысь одному любопытному нос кувшином сломала…
– Что носит-то? – прохрипел юноша.
– Как «что»? – удивился толстячок. – Колечко, которое вы ей в прошлый раз подарили…
– А почему на шее?
– Дык большое ж…
– А-а-а…
– Ваша милость, вам эта-а-а, говорить-то не стоит… – подал голос один из Серых.
Бельвард «расстроенно» вздохнул и вопросительно посмотрел на хозяина – мол, куда идти?
…Любимая комната Одноглазого была очень даже ничего: кроме широченной кровати, застеленной белоснежным бельем, в ней оказалось два стола – прикроватный и обычный, аж четыре стула, три сундука для вещей, стойка под оружие и шкаф для одежды. На полу лежала медвежья шкура, окна прятались за занавесками, а три из четырех масляных светильников стояли на красивых металлических подставках.
Пахло тоже здорово – ягодами, травами и свежестью.
Остановившись на пороге, Бельвард удивленно поскреб подбородок – постоялый двор, расположенный в такой глухомани, как графство Ирригард, должен был выглядеть иначе!