— У меня есть только одна маленькая корзинка… — еле слышно пробормотал он, — маленькая дырявая корзинка… она пустая… я так давно пытаюсь ей зачерпнуть…
Подсознательно он пытался свернуться калачиком. Мертвенно-бледные губы едва заметно шевельнулись, послышался всхлип.
— Учитель… сердце болит… обними меня, прошу тебя.
Сердце Чу Ваньнина скрутило мучительной болью, но все, что он мог, это снова и снова повторять:
— Я держу тебя, боль уйдет, уже не больно.
Но Мо Жань не слышал, его угасающее сознание окончательно спуталось.
Все смешалось и превратилось в хаос из образов.
Казалось, он перенесся на много лет назад и превратился в вечно голодного и оборванного маленького беспризорника, живущего в сарае для дров.
Вот он, захлебываясь от слез, стоит на коленях у разрытой безымянной могилы над гниющим трупом матери.
Вот он император Тасянь-Цзюнь, не способный повернуть назад и вернуть прошлое.
Вот он одинокая тень под Пагодой Тунтянь.
Вот он образцовый наставник Мо, который в ожидании, пока душа его Учителя вернется в мир, в одиночестве странствует по миру с мечом в руке.
Вот он тот мужчина, что дождливой ночью свернувшись калачиком на холодной постели, уткнулся лицом в мокрую от слез подушку.
— Мне больно… правда так больно… Учитель, я ведь за все расплатился? Теперь ведь я уже чист…
Все становилось все более размытым и туманным.
— Учитель.
В конце концов, это дитя, этот юноша, этот демон, этот тиран, этот маленький ученик, задыхаясь, забормотал, и звук его голоса был подобен тающей облачной дымке:
— Так темно, мне страшно… я хочу вернуться домой…
Услышав его, Чу Ваньнин не мог больше сдерживаться и разрыдался в голос.
«Мо Жань, Мо Жань, почему ты такой глупый?
Какое еще расплатиться, какая еще чистота…
Это я у тебя в долгу.
Никто не знает правды, и даже твои собственные воспоминания об этом стерты, но я, наконец-то, знаю…
Я наконец-то знаю, что хотя ты был моим учеником всего несколько месяцев, однако две своих жизни провел, защищая меня…
Взвалив на свои плечи всю дурную славу, обвинения и вину, заблуждения и клевету, ты был вынужден превратиться в кровожадного безумца, лишенного разума, грязного и порочного.
Если бы не ты, то человеком, стоящим сегодня на коленях на этом помосте, был бы именно я. Тем человеком, у которого вырвали сердце… тоже был бы я.
Именно Тасянь-Цзюнь отдал свою душу, чтобы защитить от мрака чистое сияние звезды Юйхэна[276.4].
И с тех пор сам навечно погрузился во тьму.
А я остался на свету.
Все это ошибка, все неправильно».
В это время отборные бойцы Цитадели Тяньинь, подобно подкрадывающимся к жертве гепардам, кружили вокруг них, ожидая команды атаковать. Когда, наконец, им был дан знак, их остро заточенные когти разорвали воздух, и больше сотни человек бросились на них, намереваясь убить!
Золотой свет Тяньвэнь стал почти белым, но таким ярким, что почти ослеплял.
— Уничтожьте их!
— Остановите их!
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Враги окружили их со всех сторон[276.5], отовсюду слышались громкие призывы убить…
В тот момент, когда все противники атаковали разом, и свет солнца отразился от их жаждущих крови мечей, Чу Ваньнин резко открыл глаза! Когда он опустил руку и раскрыл ладонь, вдруг поднялся вихрь, и среди свиста ветра раздался громкий крик Чу Ваньнина:
— Призываю Хуайша!
Глава 277. Цитадель Тяньинь. Всеми покинутый этот достопочтенный
Этим криком в мир был призван сияющий золотом зловещий клинок, своей свирепостью и жаждой убийства оскорбляющий небеса!
Многие из свидетелей его явления переменились в лице, и даже лучшие бойцы Цитадели Тяньинь невольно попятились назад, однако вскоре кто-то все же смог набраться смелости и закричал:
— Не отступать, ни шагу назад!
— Нельзя оставлять в мире такое зло! Нужно прямо сейчас с корнем вырвать эти сорняки!
Не желая уступать, обе стороны уже «вложили стрелы в лук и натянули тетиву», так что атмосфера накалилась до предела…
— В атаку!
Этот приказ был подобен капле воды, упавшей на сковороду с раскаленным маслом. В одно мгновение поднялся шум и началась суета! Заклинания и острые клинки со всех сторон обрушились на людей в центре помоста для наказаний. Тогда Чу Ваньнин поднял руку с Хуайша и в тот же миг, пронзив облака, на землю пролился золотой свет, который с легкостью блокировал все атаки. С помощью своей духовной силы один человек смог отбить все обрушившиеся на них, словно приливные волны, атаки лучших заклинателей мира совершенствования. Отражаясь в его глазах, блеск меча и брызги крови дополняли и усиливали красоту друг друга, сделав его лицо похожим на лик прекрасного демона[277.1].
Он защищал Мо Жаня мечом, плотью и кровью своего тела, своей жизнью и всей чистотой, что у него осталась.
Никто не слушал его объяснений, никто не хотел дать загнанным в ловушку зверям шанс на спасение и возвращение назад. Отныне не было надежды, не было шанса на искупление, не было доверия и не было света.
В итоге у них не осталось ничего, кроме друг друга.
— Мо Жань, потерпи еще, я заберу тебя с собой.