Хаски и его учитель белый кот. Том III

Тасянь-Цзюнь долго молчал. Полуприкрытые веки скрывали его глаза, поэтому было сложно сказать, доволен он случившимся или очень зол. Он сморщил нос, и тут же его невозмутимое лицо исказилось в гримасе. — Хорошо, очень хорошо, — император горько рассмеялся. Со взмахом рукава, все его черное облачение взметнулось подобно грозовой туче. — Не думал, что спустя столько лет этот достопочтенный сможет снова вступить в бой с Тяньвэнь, — он провел длинными пальцами по своей щеке, стирая пятна крови. Потемневшие глаза в упор уставились в лицо Чу Ваньнину. — Этот достопочтенный очень скучал.

За спиной Чу Ваньнина был Мо Жань, жизнь которого висела на волоске, и если все это затянется, то спасти его будет уже нельзя. Как бы ни путались мысли и чувства Чу Ваньнина, он не мог тратить время на праздную болтовню с Тасянь-Цзюнем.

— Тяньвэнь, Десять Тысяч Гробов!

Грязно выругавшись, Тасянь-Цзюнь быстро и легко взмыл вверх. Стоило ему оттолкнуться носком от поверхности, как земная твердь тут же растрескалась и из ее недр вырвались на волю бесчисленные толстые ветви, стремящиеся во что бы то ни стало добраться до него. В то же время другие ветви ивы, что были значительно тоньше и мягче этих, нежно обвили и укрыли под своими стеблями и листьями безсознательного образцового наставника Мо.

Тасянь-Цзюнь взглянул на стоящего в центре магической формации Чу Ваньнина и с почти отчаянной злостью рассмеялся:

— Ты настолько по-разному с нами обходишься?

— Тяньвэнь, Ветер.

— …

Ответом на его вопрос стала еще более яростная атака. Ураганный ветер пронесся над землей и ударил его подобно острому лезвию. Было бы ложью сказать, что императору было не обидно.

С высоты Тасянь-Цзюнь бросил взгляд на растрепанного и окровавленного мужчину на земле и вдруг ощутил давно забытую боль в мертвом сердце. В то мгновение, когда он отвлекся, ветряное лезвие ударило его в живот, распоров бок. Почувствовав резкую боль, он опустил голову и увидел черную кровь, хлещущую из отвратительной рваной раны.

Он опять ранил его…

Что в прошлой жизни, что в этой, Чу Ваньнин никогда всерьез о нем не заботился.

Горло внезапно сдавило. Натянутая улыбка исчезла с его лица. Подняв руку, Тасянь-Цзюнь взревел:

— Призываю Бугуй!

Помню цвета яшмы поле зеленое, помню тот киноварный мост. Минул еще один год, государь так и не вернулся домой[277.4]… Но ведь государь вернулся, так почему снова это? Государь вернулся, но его меч все еще обращен против него, по какой-то глупой причине он снова хочет пролить его кровь и забрать его жизнь!

Негодование и злость поднялись до небес, достигнув своего зенита.

Два непревзойденных божественных оружия, Бугуй и Тяньвэнь, взревев как дракон и тигр, сошлись в бою.

Две жизни.

Две жизни прошло с того последнего боя, когда эти два божественных оружия сражались не на жизнь, а на смерть. Гравировка на рукояти Бугуя давно стерлась, все уже безвозвратно разрушено, точно так же как и прошлая связь Наступающего на бессмертных Императора и уважаемого Бессмертного Бэйдоу.

Золотое и изумрудное сияние остервенело вгрызались друг в друга, словно их взаимная ненависть стала частью их естества и, проникнув до мозга костей, неразрывно связала их навеки. В этом непрерывном мерцающем танце света и тени Тасянь-Цзюнь пристально вглядывался в лицо человека перед собой.

Под пестрыми пятнами крови на коже было скрыто слишком много противоречивых чувств.

Живой.

В душе нестерпимая мука, сердце невыносимо жжет.

Сквозь стиснутые зубы, он вдруг с большой неохотой спросил:

— Почему, даже ясно понимая, что это я… ради него ты опять хочешь сойтись в бою с этим достопочтенным?

— …

Чу Ваньнин не знал, что ответить, тем более что все разговоры с этим лишенным души бренным телом были, по сути, совершенно бессмысленны и бесполезны.

Чу Ваньнин и сам не знал почему, — возможно, от режущего глаза яркого солнечного света, — но на мгновение у него возникла иллюзия, что он увидел в глазах Тасянь-Цзюня мучительную боль, бесконечное одиночество… и даже что-то похожее на предательскую влагу.

— Когда он ранен, ты тоже страдаешь, а что насчет этого достопочтенного? — прохрипел Тасянь-Цзюнь. Он пытался выглядеть как можно более внушительно и зловеще, но его досада и нежелание мириться с тем, что видели его глаза, перехлестывали через край. Сейчас он страстно желал взять факел и выжечь дотла свою обиду, но пламя в его сердце уже взметнулось до небес и от едкого дыма у него покраснели глаза. — Чу Ваньнин, после воскрешения этот достопочтенный пришел в Павильон Алого Лотоса и увидел, что от твоих останков не осталось даже костей… ты понимаешь, что я пережил?

Потрясенный его словами Чу Ваньнин замер. Но Тасянь-Цзюнь этого не увидел, потому что уже закрыл глаза, не в силах вынести того, что эта фраза вышла наружу. Мышцы на его лице напряглись. Гнев, унижение, боль и безумие привели к тому, что его рассудок помутился и он впал в неистовство. Внезапно почти вся его духовная мощь оказалась влита в Бугуй…

Раздался оглушительный взрыв!