Ханский ярлык

   — Вижу в окне свет, думаю, дай зайду, — говорил жалобно архиепископ. — Открыл дверь, а тут темь египетская. И вы из тьмы как черти. Было-к не помер.

   — Прости, владыка, прости, — заговорил ласково Степан Душилович. — Давай я тебя до покоев провожу.

Подхватил владыку под локоток и повёл из горницы, беспрерывно что-то говоря утешительное. Увёл.

   — Ну, вляпались, братцы. Что ему скажем, Давыду-то?

   — Завтра всё объясним. Вот что сейчас Стёпка ему в уши дует?

   — За Душиловича не боись, он кому хошь зубы заговорит.

   — Огонь-то вздувать? Али как?

   — Погоди. Кажись, идёт кто-то.

Подошёл к двери, чуть приоткрыл, молвил негромко:

   — Это я, злыдни, Степан.

Вошёл, прикрыл за собой дверь.

   — Ну как? Будем огонь вздувать? — вдругорядь спросил из темноты Лазарь Моисеевич.

   — Некогда, — отвечал Душилович. — Я слышал, на мосту копыта стучат. Никак, Беек с Фёдором подъезжают.

Притихли все, затаились в темноте. И впрямь вскоре послышался скрип ступеней на крыльце. Степан Душилович прошептал:

   — Мишинич, Павшинич, готовы?

   — Готовы.

   — Цы-ы...

Князя Фёдора скрутили тоже довольно скоро, хотя он и умудрился в темноте пнуть Павшинича в пах, отчего тот взвыл и заматерился:

   — Г-гад, ты ж мне яйца... У-у-у!

Но за Павшинича, сразу же выбывшего из строя, пособляли Мишиничу ближние из бояр.

Было темно, глаз коли. Связанный князь спросил громко:

   — Это вы так благодарите меня? Да?

Степан Душилович, изменив мужской голос на тонкий, почти на женский, чтоб не признал его князь, пропищал:

   — Прости, Фёдор Александрович, но тебя требует князь Михаил Ярославич.

   — Стало быть, моей головой откупаетесь?

   — Что делать, князь, не пропадать же всем.

Связанного Фёдора затащили в какой-то чуланчик, чтобы без него решить, как быть дальше. Опасались: не дай Бог прознают мизинные, чего доброго, кинутся освобождать. От чёрных подлых людишек всего ждать можно.

Совещались в темноте, словно совестились друг дружки:

   — Ну, как дальше-то?

   — Утром надо везти.

   — Нельзя утра ждать. Светать начнёт, кто-нито узрит. Да и он шумнуть может.

   — Не шумнёт. Рот завяжем.

   — Надо его в крытую телегу и вывозить немедля. Пока мост, пока Словенский конец проедем, а там, наверно, и светать начнёт.

Так и решили, что спокойнее будет вывезти князя до света из города.

К шатру князя у Меты подъехали послы, когда солнце к обеду приблизилось. Степан с Иваном ехали вершними, Игнат на облучке крытой телеги, держал вожжи, правил.

   — Князь! — позвал Душилович. — Принимай.

Михаил Ярославич вышел из шатра.

   — Приехали?

   — Вот как просил: Фёдор. Бери.

Михаил подошёл, заглянул в короб, возмутился:

   — Вы что, сволочи! Кого привезли?

   — Князя Фёдора.

   — Кто ж так князя возит? Немедленно развяжите, снимите все повязки. Ну!

   — Но он же... это...

   — Освободите его! — гаркнул Михаил Ярославич. — Быстро, быстро. Игнат!

Беск стал разматывать верёвки, сорвал с лица Фёдора ширинку-утиральник[201]. Ему помогал Степан Душилович, бормоча:

   — Хочешь как лучше, а он кричит.

Освобождённый от пут и повязок, Фёдор повёл плечами, щурясь, посмотрел на князя:

   — A-а, Михаил Ярославич. Здравствуй.

   — Прости, Фёдор, что так-то... Заставь дураков Богу молиться, они лбы расшибут. Айда ко мне в шатёр, перекусим чего-нито.

   — Спасибо, Михаил Ярославич. — Фёдор слез с телеги, разминая ноги, направился к шатру.

   — Сысой, — позвал Михаил, — покорми князя Фёдора чем Бог послал.

   — Хорошо, — кивнул Сысой, откидывая полог входа. — Проходи, Фёдор Александрович.

Михаил Ярославич выговаривал послам:

   — Если вы так и Афанасия привезёте, я вам башки поотрываю.

   — Афанасия мы не выдаём, — нахмурился Степан Душилович.

   — Как так?

   — А так. Вече решило Афанасия не выдавать. Михаил Ярославич, смилуйся, не позорь ты нас.

   — О чести вспомнили, сукины дети. Ну что ж, может, вы и правы. Думаете, так уж мне хочется вас мордой в дерьмо тыкать? Хотя вы и заслужили того.

   — Михаил Ярославич, новгородцы предлагают тебе окуп, — сказал Беек, и Степан Душилович взглянул на него с неудовольствием: зачем, мол, сразу-то?

   — Окуп — это само собой, — сказал князь. — Сколько?

   — Не более пяти тысяч.

Степан аж крякнул от досады. Но Беек даже не взглянул в его сторону.

   — Ну что ж. Возьму с вас пять. Да, думаю, сразу-то не потянете.

   — Да, сразу мы не сможем.

   — Ладно. Потерпим, — совсем миролюбиво сказал Михаил Ярославич. — И вот что попрошу вас, передайте князю Афанасию, что я приглашаю его на переговоры. Как-никак мы с ним родня, неужто миром не договоримся? Мне, если честно признаться, — понизил князь голос и, оглянувшись, закончил ещё тише: — Мне самому не хочется татар на Новгород напускать: город, чай, не чужой.

   — Ладно. Передадим князю твоё приглашение, Михаил Ярославич. А уж ехать к тебе, не ехать, пусть сам решает.

   — Напомните ему, как я его принимал во Твери когда-то с красным ухом.

   — С каким красным ухом?

   — Он знает. Вы только передайте поточнее: «с красным ухом». Он приедет.

И действительно, Афанасий Данилович приехал к шатру Михаила через день в сопровождении Веска и нескольких гридей. Увидев выходящего из шатра князя, заулыбался:

   — Дядя Миша, здравствуй, — и легко соскочил с коня.