Ханский ярлык

   — Фёдор Александрович, о чём я хотел тебя просить, — заговорил после второй чарки князь Юрий. — У меня днями были послы из Новгорода. Зовут меня к себе на стол. Но, сам понимаешь, как мне идти, если там сидит тверской наместник?

   — Прогони его, и всего делов, — сказал Фёдор Александрович.

   — Прогнать недолго, Федя. Но, как бы тебе объяснить, послы-то новгородские ко мне приезжали тайно. Понимаешь?

   — Понимаю.

   — Стало быть, это ещё не приговор веча. Мне надо, чтоб меня вече позвало, а ещё лучше — архиепископ. Понимаешь? Меня позвать должны, чтоб у Михаила Тверского не было права обвинить меня в захвате стола новгородского.

   — Но он, говорят, сейчас в Орде.

   — Да, он в Орде. И момент очень удобный, чтобы изгнать его наместника из Новгорода.

   — А чем я могу помочь?

   — Вот ты и изгонишь его. Приедешь с дружиной, дашь ему по шапке. Соберёшь вече, на котором провопят за меня. И проследишь, чтоб звать меня приехали вятшие, самые уважаемые люди, чтоб не прислали за мной какую мелочь пузатую.

   — Это я смогу, Юрий Данилович, — согласился князь Фёдор без малейших колебаний.

Да и как ему было колебаться, когда перед его глазами стояла судьба можайского князя Святослава. Ржевец понимал, что выгодней быть союзником московского князя, уже показавшего свои хищные зубы соседям.

   — Я не сомневался в тебе, Фёдор, — сказал Юрий Данилович удовлетворённо и стал сам наполнять чарку. Наполнил свою и Стюркину, предложил:

   — Выпей с нами, дорогая, за успех.

   — С удовольствием, Юрий Данилович, — разомкнула наконец алые уста красавица.

13. ИЗГНАНИЕ НАМЕСТНИКА

Да, наместник великого князя Фёдор Акинфович перегнул палку в своих стараниях выбить из новгородцев побольше кун для выхода. Может, в благополучные годы это воспринялось бы славянами спокойно, но после двух голодных лет, свалившихся на Русь, а потом и сильнейшего пожара, пустившего по миру тысячи новгородцев, своеволие наместника ударило больно не только по карманам, но и по самолюбию славян.

Зароптали в городе. Сначала вроде бы негромко, но потом всё сильней, а вскоре и в открытую закричали на Торге:

   — Наместник Михайлов греет руки на чужом горе! Гнать его!

Оно и правда, Фёдор Акинфович грел руки, грел. Вообразив себя полным хозяином города, он хватал везде, где только можно. Залезал даже в мытные деньги[193], что совсем было нехорошо.

Прав был посадник, ох как прав, утверждая, что Фёдор своими руками ковал новгородскую замятию против великого князя.

Так что князь ржевский, Фёдор Александрович, прибыл в Новгород в самый подходящий момент. Явившись на Городище с дружиной, он, оцепив хоромы, вошёл к наместнику и, даже не поздоровавшись, спросил:

   — Сам уедешь? Или тебе дать пинка под зад?

   — Ты кто такой? — побледнев, спросил наместник.

   — Я-то князь ржевский. А ты? Ну?

Увы, Фёдор Акинфович не из князей был. Именно этим потом и оправдывался в Твери, что так поспешно покинул город. В тот же день, к вечеру, выехал бывший наместник на нескольких телегах из Городища в сопровождении дюжины вооружённых слуг. Выбравшись на Селигерскую дорогу, он приказал гнать лошадей, насколько позволяла местность. Опасался погони, которая, по его мнению, должна случиться обязательно, поскольку под задницей наместника в кожаном мешке сытно погрюкивало серебро.

Однако новгородцы не догадались пуститься в погоню за беглецом, поскольку узнали о его отъезде лишь на следующий день (теперь ищи ветра в поле!). Сообщена эта новость была сперва на боярском совете на владычном подворье, и лишь после этого она достигла Торга, где вызвала единогласный отклик: «Скатертью дорога!»

Вятшие не решились сзывать на городское вече голодных славян. Кто знает, что взбредёт в эту буйную многоголовую гидру. А ну кинут: «На поток толстопузых!» Нет, нет, лучше тихо-мирно собрать вятших на владычный двор. И решить. Как решим, так и будет.

На малом вече, как обычно, первым Степан Душилович заговорил:

   — Господа бояре, к нам прибыл князь Фёдор Александрович, избавивший нас от корыстолюбивого тверского наместника. Давайте послушаем, что он скажет.

   — Господа новгородцы, прослыша о ваших бедах, встревожился князь московский Юрий Данилович и просил меня помочь вам избавиться от хомута тверского. Вчера я выгнал с Городища наместника Твери.

   — Где он? — спросили с дальней лавки.

   — Он давно уж чешет по дороге в Тверь.

   — Зря, князь, зря, — подал голос Михаил Павшинич. — В поруб его надо было. В поруб.

Павшинича поддержало несколько голосов: «Зря».

   — Он, понимаете, всё же поставлен великим князем.

   — Ну и что? У нас тот князь, кто нам люб.

   — Верна, Павшинич, верна-а...

   — Захотим — позовём московского Данилыча, и никто нам не указ.

Павшинич не подозревал, какую ниточку князю Фёдору подкинул. Тот мигом ухватился за неё:

   — Конечно, князь Юрий Данилович не чета другим прочим. Добр, смел, великодушен. На брани за спинами не прячется, всегда впереди, на острие удара.

   — А что, господа бояре, — неожиданно молвил Лазарь Моисеевич, — не пригласить ли и впрямь князя Юрия? Михаил Ярославич, сколь ни пытался его бить, всегда об него зубы обламывал.

   — Надо подумать, господа бояре.