Ханский ярлык

В пути гадали великий князь с владыкой: каков новый хозяин Орды?

   — Новая-то метла... — вздыхал Пётр.

   — Твоему-то полку, святый отче, бояться нечего.

   — Это отчего же?

   — Ну как? Ещё с Батыя с вас, иереев, ни тебе выхода, никакой дани не требуют. Не жизнь — малина.

   — Что ты говоришь, князь? Какая «малина», когда паству нашу мордуют все кому не лень. И не токмо татары, но и вы ж.

   — Охо-хо, владыка, мы ж тоже не своей прихоти ради. С нас хан дерёт, мы — с людей.

   — Но вы ж, князь Михаил, и меж собой никак не уладитесь. Эвон на моих глазах Брянск татары обчистили до нитки, и всё не без участия русского князя.

   — Да. А что там было-то?

   — Ничего хорошего. Юрий отнял у Святослава Можайск, тот у своего племянника Василия оттягал Брянск. А Василий ничего умнее не придумал, привёл на дядю татар. Я как раз ехал из Киева, пытался примирить их. Но куда там. Сцепились в поле, аки псы. Сколь народу побили. Ну и что? Святослав голову сложил, Царствие ему Небесное, кто из его дружины уцелел, в полон татары угнали. Но и этого мало. Князю Василию чем-то ж надо было рассчитываться за помощь. Почитай, три дня в городе невообразимое бесчестье творилось. Грехов-то, грехов-то сколь, прости Господи, — вздохнул митрополит.

   — Ну, а дальше?

   — Дальше? Дальше князю Василию как-то надо избавиться от помощников. А как? Ничего умнее не придумал, как толкнул их на соседа, карачевского князя Святослава Мстиславича.

   — И что?

   — А то ж самое: Карачев разграбили, князя убили. За что, спрашивается?

   — Ну, это надо смотреть, кто начал, владыка. Сам же говоришь, Юрий Московский...

   — Да, — согласился митрополит, — тут, пожалуй, его грех, Юрия Даниловича.

   — У него это не один грех. На нём грехов — как на собаке репья. Он уж себе и Коломну оттягал, удалив рязанского князя.

   — Ох, грехи наши, ох, грехи, — вздыхал митрополит, мелко крестясь. — Не ведаю, как и замаливать.

Михаил Ярославич и жалел святого старца, и был благодарен ему, что в своё время удержал Дмитрия от рати, и где-то втайне завидовал митрополиту: ни тебе рати, ни тебе выхода, одна забота — молись за души заблудших, в грехах погрязших. А как князю не погрязть? Пока дань соберёшь, сколь мизинных изобидишь, сколь слёз насмотришься, воплей наслушаешься. Нет, куда ни кинь, на святом столе легче сидеть, чем на княжеском. Со святого стола лишь смерть ссадит. А с княжеского? Если не сосед, то родственничек, того гляди, спихнёт.

Хан Узбек принял великого князя и митрополита Руси в своём дворце вместе, удостоив их высокой чести: не вставать перед ним на колени. Узбек был молод, с усиками в ниточку, с бородкой, едва пробившейся, с тонкими губами, о которых подумалось князю Михаилу: «Зол вьюноша, ох, зол».

К трону хана вели три позлащённые ступени, с одной стороны от него сидела его жена, совсем юное существо, богато одетая и напоминавшая куклу. Сколь ни смотрел на неё Михаил, ни разу так и не увидел, как она открыла рот или хотя бы моргнула глазами.

По другую сторону трона располагались ближайшие советники хана, среди которых князь увидел своего давнего знакомца, Имар-Ходжу. Встретившись взглядом с ним, уловил его поощрительный кивок и улыбку. И даже вроде на сердце полегчало у Михаила: «Хоть один друг среди них. Ну, не друг, так хоть доброжелатель».

Расспросив, по обычаю, высоких гостей о дороге и здоровье, хан Узбек спросил Михаила:

   — Ты ведь, Михаил, не простой князь, а великий, отчего ж из года в год выход уменьшается? А?

   — Пресветлый хан, у нас почти подряд два года случились неурожайные. В первый год дожди погубили всё обилие, и от голода умерло много людей. А на другое лето на хороший хлеб навалилась мышь, расплодившаяся столь густо, что люди опять остались без хлеба. И опять голод и вымирание целых деревень. С кого ж собирать дань?

   — Я уже слышал об этом, Михаил. И всё же должен напомнить тебе о главной твоей обязанности: о сборе дани и полагающемся нам выходе. Если не можешь хлебом, так вези мехами, мёдом.

   — Я стараюсь, великий хан. Но, как ты знаешь, помимо выхода у меня и других дел много. Оборона княжества. Замирение.

   — Ну, в этом я постараюсь тебе помочь, Михаил. Все твои подданные князья будут у меня здесь. И всем накажу, чтоб тебе не перечили и не мешали править.

   — Спасибо, великий хан, — искренне произнёс Михаил Ярославич. — Это снимет с моих плеч лишнюю заботу.

   — Итак, договорились: твоё дело — выход, а уж об остальном я позабочусь.

   — Договорились, — согласился Михаил и уловил, как радостно заулыбался Имар-Ходжа, видимо тоже довольный таким исходом.

«Ишь, чёртушка косоглазый, поглянулись ему мои соболи. Ещё бы не поглянуться, от собольих шкурок не только красота исходит, но из кибиток все кусачие насекомые разбегаются. Без собольих мехов они б давно загрызли поганых».

Затем, поздравив митрополита Петра с назначением его на высокий пост в церковной иерархии, хан спросил:

   — Ты что, действительно привёз нам нового епископа, Пётр?

   — Да, великий хан, я привёз отца Варсунофия на сарайскую епископию.

   — Это, значит, вместо Измаила?

   — Ну да.

   — Что так?