Ханский ярлык

   — Как только выходим в поле, ты, Дмитрий, со своими брянцами остановишься на правой руке от меня, ты, Фалалей, — на левой. Я буду с дружиной в центре. Встану чуток впереди и приму их первый удар. Когда я ввяжусь в сечу, вы постарайтесь крыльями охватить поле сражения и навалиться на них с двух сторон. Князя Василия лучше взять живым, татар убивать всех, всё равно их никуда не продашь.

   — Это, Святослав Глебович, если они нападут, — заговорил Фалалей. — А что, если они будут ждать нашего удара? Так и будем стоять?

   — В этом случае я дам тебе знак трубой, трижды длинно протрубив, и ты со своими конными пойдёшь в обход полку князя Василия. Ударишь им сбоку, я — в лоб, а воевода будет довершать.

Наставления Святослава Глебовича дышали такой уверенностью, что воевода Хлопко подумал: «Наверно, победим всё же мы».

Сам князь действительно был уверен в удаче, поскольку за год правления своего он завоевал уважение брянцев, так, по крайней мере, считал сам. Да и тысяцкий его, Фалалей, навёл порядок в городе, нагнав страху на збродней и татей.

Однако, сколь ни обстоятельно было продумано предстоящее сражение, всё началось совершенно иначе.

Едва брянский полк явился в поле, как татары всей силой ударили по правому крылу, поскольку всё оно состояло из пеших воинов и для конницы представляло лёгкую добычу. В первые же мгновения сечи пал воевода, а пешцы, побросав стяги, резво побежали назад и врассыпную, не оказав коннице никакого сопротивления.

И вершние татары, воодушевлённые столь лёгкой победой, с криками «алл-а-а», сверкая саблями, рубили бегущих как капусту.

И всё это происходило на глазах у дружины князя и никак не способствовало поднятию боевого духа её.

Взбешённый столь позорной нестойкостью брянцев, Святослав Глебович понял, что если он будет стоять, то татары, изрубив его правое крыло, ударят ему в спину. Поэтому он, выхватив меч, крикнул трубачу:

   — Играй сечу! Ну!

Фалалей, стоявший на левом крыле, тоже видел начало и вполне оценил ход татар: «Всё правильно. Смять слабых, напугать сильных. Не дурак этот Таир».

Увидев, как князь повернул свою дружину и ударил на татар, Фалалей понял, что никаких трубных знаков от князя ему уже не дождаться, надо просто идти на помощь Святославу Глебовичу.

   — За мной, робята! — крикнул он, направляя коня туда, вслед княжеской дружине.

Увы, «робята» не очень-то спешили за своим начальником, видимо ошеломлённые столь молниеносным успехом татар. Но деваться некуда, убегающего срубят наверняка, а дерущегося — ещё «надо посмотреть».

Дружину князя встретила туча татарских стрел, и одна из них угодила Святославу Глебовичу прямо в щёку. Ощутив это как оглушительный удар, он невольно опустил меч и, бросив повод, ухватился левой рукой за щёку, из которой хлестала кровь.

   — Что с тобой, князь? — подскакал к нему Квач.

Но князь не мог говорить, рот заполнялся кровью и крошевом выбитых зубов. Святослав Глебович видел озабоченное лицо милостника, в какое-то мгновение саблю, сверкнувшую за его спиной, выпученные глаза Гаврилы, валящегося из седла. Это было последнее, что увидел князь Святослав. Следующим был он сам. Его срубили вслед за милостником.

Сеча началась не победы ради, но спасения для. Брянцы, потеряв, в сущности, всех своих начальников, рубились, спасая каждый жизнь свою. Рубились отчаянно, порой не разбирая, где свой, где татарин. Рубился и Фалалей. Однако, не имея навыка владения оружием, он вскоре, получив сильный удар по потылице, потерял сознание и свалился с седла.

Очнулся Фалалей уже ввечеру. Увидев над собой синее небо и облака, подкрашенные лучами заходящего солнца, понял, что жив, и не очень-то обрадовался. Шлема на нём не было, он, видимо, свалился при падении. Но голова была цела, хотя внутри гудела как колокольня.

Фалалей приподнялся, сел, увидел поле, заваленное трупами, коней, бродивших без хозяев. И татарина, едущего к нему.

«А вот и смерть моя», — подумал как-то безразлично.

Но татарин, подъехав, слез с коня, деловито отвязал от луки верёвку. Подошёл к Фалалею и, улыбаясь, спросил:

   — Здоров? Али помирай собрался?

   — Здоров, — прохрипел Фалалей и стал подниматься, намереваясь ухватить татарина за горло. Однако едва встал, пошатываясь, как татарин ловко заломил ему руки и мгновенно захлестнул петлёй. Похлопал по плечу Фалалея почти ласково:

   — Добрый раб будет. Айда плен, бачка.

8. МОЛОДО-ЗЕЛЕНО

Великий князь Михаил Ярославич, отъезжая в очередной раз в Орду с выходом, призвал к себе сына Дмитрия.

   — Ну что, Митя, останешься за меня. Потянешь ли?

   — А чего тут мудреного, — обиделся сын.

   — Это верно, — усмехнулся Михаил наивности отрока. — Мудреного ничего нет землю в мире соблюдать. Но, пожалуйста, сынок, не вздумай ратоборствовать без меня.

   — Была нужда, — отвечал Дмитрий. — Как будто у меня других дел нет.