Хамелеонша

Там, как обычно, темно – хозяин жмёт каждый денье, – и я стараюсь ступать осторожно, чтобы не расплескать ни капли водянистого лукового супа, а ещё медленно – чтобы успеть дожевать каре ягнёнка. Я отщипнула чуть-чуть, с самого краешку, где незаметно. Мясо жёсткое, как ступня паломника, и с душком, но выплюнуть жалко – еда же всё-таки. Людо оборачивается на звук шагов, прикладывает палец к губам и знаком подзывает меня. Из-за полуоткрытой двери крадётся узкая полоска света и слышны голоса. Один – господина Букэ, трактирщика, у которого мы вкалываем и столуемся весь последний год, второй мне не знаком.

– Девчонка из них, точно тебе говорю.

– Слышал, они все поджарились, как куропатки на День зимнего солнцестояния, – сомневается второй.

– Ты оглох? Я лично вот этими самыми глазами видел сегодня утром, как она перекидывалась.

Наступает пауза – второй обдумывает.

– А она того, хорошенькая?

– На кой тебе её рожа! Это как кусок мяса: она кем хошь может стать, хоть самой королевой. Прикинь, сколько в «Весёлом замке» станут отваливать за радость трахать королеву! Да к ней очереди до самых Скорбных Чертогов выстроятся, только матрас успевай менять. – Небрежная дробь пальцев о стол. – У тебя же шурин туда девок набирает, скажи, отдам по дешёвке.

Каре ягнёнка вязнет в зубах, кровь стремительно замерзает, с трудом продираясь по жилам ледяными иголками. Кажется, меня сейчас вырвет.

– А сам-то как, уже пробовал?

– А ты как думаешь?

И трубный гогот.

Поднос в моих руках дребезжит, ноги противно-слабые.

– Это ты, девочка?

– Да, господин Букэ, я принесла обед.

– Давай же его сюда поскорее, мой друг зверски проголодался!

Тело деревянное, а поднос, прыгая, плывёт впереди меня. Мутная жижа плещется туда-сюда и стекает соплями по краям мисок. У второго нос клювом и жидкие волосы, зачёсанные назад через всю лысину, из коротких штанов торчат волосатые ляжки. А глаза – как этот суп.

– Я могу идти, господин Букэ?

– Беги, мышонок, я позову, если понадобишься.

Тем же вечером я сортирую в подвале грязное бельё. Скрежет двери наверху, и ступени проседают под тяжёлыми шагами.

– Ты одна, мышонок? – щурится он, остановившись на середине лестницы.

– Да, господин Букэ, собираюсь постирать скатерти, – киваю я на чан.

– Вот это ты молодец, маленькая труженица.

Оханье ступеней возобновляется.

– А у меня с ужина целая миска рагу осталась, горячая, с маслом, специально для тебя. Хочешь?

– Конечно, хочу, господин Букэ!