Едва успел господин Сеземан уехать, как пришло письмо, извещавшее, что госпожа Сеземан выехала из Гольштейна, где она жила в своём старинном имении; в письме указывалось время её прибытия на следующий день, для того чтобы на вокзал был послан за нею экипаж.
Клара очень радовалась этому известию и целый вечер рассказывала Хайди о бабуне так долго и так подробно, что Хайди тоже начала упоминать в разговорах «бабуню», за что фройлян Роттенмайер поглядывала на неё с неодобрением, но девочка не придавала этому особого значения, уже привыкнув к постоянному неодобрению дамы. Когда позднее девочки расстались, готовясь ко сну, фройлян Роттенмайер призвала Хайди к себе в комнату и объяснила ей, что она не должна употреблять слово «бабуня», а когда госпожа Сеземан прибудет сюда, обращаться к ней исключительно со словом «сударыня».
– Ты поняла? – спросила дама и, видя сомнение в глазах ребёнка, ответила на это сомнение таким решительным взглядом, что Хайди не потребовалось дальнейших разъяснений, хотя смысл слова «сударыня» так и остался ей неясен.
Бабуня
На следующий день в доме Сеземанов велись оживлённые приготовления, и можно было заметить, что ожидаемая дама имела в доме решающее слово и что всякий питал к ней огромное уважение. Тинетта закрепила на голове совершенно новую белую шляпку, а Себастиан принёс множество скамеечек и расставил их во все подходящие места с тем, чтобы дама, где бы ни села, тут же обнаружила под ногами скамеечку. Фройляйн Роттенмайер ходила по комнатам, придирчиво оглядывая, всё ли в порядке, как будто желая тем самым намекнуть, что, хотя и приближается вторая по значению господская власть, её собственная при этом отнюдь не устраняется.
И вот к дому подкатил экипаж, и Себастиан и Тинетта ринулись вниз по лестнице. Медленно и с достоинством за ними последовала фройляйн Роттенмайер, ибо она знала, что ей тоже положено присутствовать при встрече госпожи Сеземан. Хайди было велено удалиться в её комнату и ждать там, пока не позовут, поскольку бабушка первым делом войдёт к Кларе и, пожалуй, захочет побыть с ней наедине. Хайди села в уголке и репетировала обращение «сударыня». Прошло не так много времени, как Тинетта просунула голову в дверь и сказала, как обычно, отрывисто:
– В учебную комнату!
Хайди нельзя было спрашивать у фройляйн Роттенмайер, что делать с обращением, но она полагала, что дама лишь оговорилась, ведь до сих пор Хайди всегда слышала, что сперва произносят титул, а потом имя; так она и приготовилась. Едва Хайди открыла дверь в учебную комнату, как бабушка ласково воскликнула ей навстречу:
– А вот и ребёнок! Подойди-ка скорее ко мне и дай на тебя посмотреть.
Хайди подошла и своим звонким голосом отчётливо сказала:
– Добрый день, госпожа Сударыня!
– Ничего себе! – засмеялась бабуня. – Это у вас так говорят? Ты слышала это в Альпах?
– Нет, у нас так никого не зовут, – серьёзно объяснила Хайди.
– У нас так тоже никого не зовут, – снова засмеялась бабуня и ласково похлопала Хайди по щеке. – Но это ничего! В детской я для всех бабуня; так и называй меня, ведь это ты можешь запомнить, а?
– Да, это я могу хорошо, – заверила Хайди, – я перед этим так и говорила.
– Так-так, понимаю! – сказала бабуня и весело кивнула. Потом стала приглядываться к Хайди и время от времени снова кивала головой, а Хайди смотрела ей прямо в глаза, потому что они ей показались настолько родными, что Хайди стало совсем хорошо, и в целом бабуня так нравилась Хайди, что на неё всё время хотелось смотреть. У неё были такие красивые побелевшие волосы, окаймлённые красивой кружевной оборкой, и две широкие ленты свисали с чепца и постоянно трепетали, как будто бабуню овевал ветерок, что казалось Хайди особенно привлекательным. – А как зовут тебя, дитя моё? – спросила бабуня.
– Меня зовут только Хайди, но я должна помнить, что зовусь Адельхайд. – Хайди осеклась, почувствовав себя немного виноватой, поскольку так и не отозвалась на оклик вошедшей в комнату фройляйн Роттенмайер: «Адельхайд!», всё ещё не привыкнув к этому имени.
– Госпожа Сеземан, бесспорно, согласится, – вставила вошедшая, – что я должна выбирать то имя, которое можно произнести без стеснения, хотя бы в присутствии прислуги.
– Бесценная Роттенмайер, – ответила госпожа Сеземан, – коль уж человека зовут «Хайди» и он к этому имени привык, то я так и буду его называть, на этом и порешим!
Фройляйн Роттенмайер было не по себе оттого, что старая дама постоянно называла её только по фамилии, без «фройляйн»; но ничего не поделаешь, бабуня как пошла однажды своим путём, так и не сворачивала с него, и против этого не было средства. Госпожа Сеземан была достаточно проницательна и сразу же заметила, что́ происходит в доме, как только ступила на порог.
Когда на следующий день по её прибытии Клара, по своему обыкновению, прилегла отдохнуть после обеда, бабуня села рядом с ней в кресло и на несколько минут прикрыла глаза. Немного подремав, она встала и вышла в столовую. Там никого не было.