Керченское сражение. От Крыма до Рима

Судьба неожиданно улыбнулась ему. Адмирал-тейств-коллегия срочно отослала его в Рыбинск нала­дить перевозку и отправку строевого корабельного ле­са. Вначале загрустил было. Несколько месяцев лишь минуло, как возвратился на «Святом Павле» из Среди­земного моря, три года не видел Петербурга… А сейчас доволен страшно. Увидел наконец-то Россию-матуш-ку. С Кронштадтской стенки многое не обозришь… На прошлой неделе договорился с подрядчиком, оста­вил за себя толкового капрала и решил в рождествен­ские праздники навестить отчие места. Благо мастеро­вых по лесному делу все равно на Рождество по домам распустили…

Теперь-то он несказанно радовался тому, что време­ни у него еще три дня и несется он навстречу детству, где еще мальцом впервые увидел он чудное диво — пе­тровские корабли.

Как-то летом отец отправился на богомолье в Трои-це-Сергиеву лавру и взял с собой семилетнего Федо-рушку. В Переславль-Залесский приехали в полдень, остановились у сослуживца отца, капрала-преобра-женца. Тот и повел их на Трубеж. До позднего вечера ходили по берегу, лазили по кораблям. Матрос-инва­лид рад был посетителям, с рвением растолковывал, что к чему. И был явно доволен, когда отец с товари­щем распили с ним шкалик и дали ему двугривенный. В ту пору и разгорелась у маленького Федора затаенная охота…

Ушаков незаметно задремал. Разбудил его звон бла­говеста: въехали в Ростов. Он и возница одновременно перекрестились.

— Ваше благородие, дозвольте лошадей погля­деть? Да и вам размяться надобно.

Федор согласно кивнул.

Прохаживаясь по Сенной площади, разглядывал колокольни, крестьянские розвальни, заваленные сне­гом, приглядывался к народу. Подумал: «А ведь здесь и Батый был, и Сигизмундово войско…»

Пришли на ум недавно читанные стихи Хераскова:

Пою от варваров Россию

освобожденну,

Попрану власть татар и

гордость низложенну,

Движенье древних сил, труды,

кроваву брань,

России торжество, разрушенну

Казань.

Из круга сих времен спокойных

лет начало,

Как светлая заря в России

воссияла.

Отдохнувшие кони понеслись попроворнее. Высо­кое солнце, отражаясь от свежевыпавшего снега, боль­но слепило глаза.

—   А что, брат, долго ли до места?

—   Два часа пополудни доедем, ваше благородие.

Так и оказалось. Только лишь въехали в Переславль-Залесский и миновали Троицкий монас­тырь — солнце зависло над Гремячим.

— Езжай, брат, к бургомистру.

На соборной площади у дома бургомистра стояла кибитка. Едва Ушаков направился к дому, как дверь отворилась, и на пороге показалась фигура пожилого, с бакенбардами, человека в длинной черной шинели и — удивительно — флотской фуражке служителя. Он изумленно смотрел на Ушакова.

—    Вы, ваше благородие… — Фигура смущенно ото­двинулась в сторону.

—    Ну, благородие, благородие, — шутливо ответил Ушаков. — Ты-то кто таков?

Мы их высокопревосходительства адмирала Спиридова Григория Андреевича, — начал было слу­житель, но Ушаков уже не слышал; быстро вошел в дом и поднялся к бургомистру. В небольшой комнате капитан-исправника сидели двое. При появлении офи­цера исправник поднялся, а Ушаков вытянулся перед Спиридовым.

— Ваше высокопревосходительство, честь имею, флота ее величества капитан-лейтенант Ушаков!

Спиридов приподнялся, радостно улыбаясь, встал, поклонился:

—    Каким ветром, господин капитан-лейтенант?

—    В недельном отпуске из Рыбинска…

Спиридов, узнав, в чем дело, вспомнил вдруг, как ему в молодости выпадала такая работа. Оказалось, что он здесь проездом из Москвы в свое имение в Нагорье, отсюда верст тридцать…

— Святое дело надумал — церквушку для право­славных сподобить. — Спиридов развел руками. — Хо­дят на службу за пять верст. Вот договорился с архи­ереем на Рождество закладной камень положить.

Вспомнив цель приезда Ушакова, проговорил:

— Да, да, как же, Плещееве озеро. — И, посмотрев на капитан-исправника, проговорил: — Ну, коли так, через два часа темень будет, не откажите сопроводить нас, господин капитан.

Втроем они поехали вдоль левого берега Трубежа к церкви. Сразу же за церковной оградой на полсотни сажен протянулся высокий, с истлевшей крышей на­вес. Седой матрос-инвалид вышел из крохотной избуш­ки, которая служила ему и домом, и сторожкой. За­скрипел ржавый замок на воротах. Несмотря на мороз, пахнуло плесенью. Ближе к озеру стояла галера и две яхты, за ними карбасы, боты.

— Всего на хранении здесь и в Бескове осьмдесят с лишним судов, — пояснил Спиридов, бывший здесь не раз. — Крупные корабли — фрегаты и яхты хранят­ся в Бескове, как видите. — Спиридов подошел к яхте, провел по борту палкой, с досок посыпалась мелкая крошка.

Лучше всех сохранились «Фортуна» и «Марс». Они шли вдоль длинного ряда больших и малых судов. Из открытых портов выглядывали жерла маленьких пушек. Казалось, что годы их не коснулись и они гото­вы к пальбе немедля…

— Железо есть железо. Я слышал, что в Петербурге начинают строить корабли, обшитые медью? — Спиридов замедлил шаг.