Да в самом деле, коль не вымогать,
Пришлось бы мне с семьею голодать.
И нечего о том в исповедальне
Нам каяться; в чужой опочивальне
Так грех ему винить облыжно нас,
Что мы кошель у грешников срезаем, —
Мы тем вертеп разврата очищаем.
Теперь открыть свое должны вы имя,
Пред всеми мог». Качнулся, словно в зыбке,
В седле высоком йомен, тень улыбки
Коснулась уст его, и он сказал:
«Мой добрый друг, я вовсе не скрывал,
Что мне туда вернуться вскоре надо,
Все недоимки на земле собрав.
Ты в основном был совершенно прав:
И мне доход дают грехи людские,
И я готов на край земли скакать,
Чтоб тот оброк любой ценой взыскать».
«Не может быть! — тут пристав закричал.
А я-то вас за йомена считал.
Когда к себе вернетесь вы назад?»
«В аду определенной нету формы,
А на земле — тут с некоторых пор мы
Какой угодно принимаем вид.
Он человека, обезьяну видит
Иль даже ангела (пусть не обидит
Тебя тот облик, мой дражайший друг).
И фокусник одним проворством рук
Так с черта можно спрашивать и строже».
«А почему столь разные обличья
Вы принимаете?470 Из страха? Для приличья?»
А черт ему: «Затем, чтоб нам верней
«Да, но к чему вам хлопоты такие?»
«Причины есть, мой друг, кое-какие.
О них сейчас рассказывать мне лень.
Да и к тому ж я потерял весь день;
Хвалиться мне добычей не пристало.
Ловить ее — вот думаю о чем,
А как ловить, не спрашивай о том.
Ты не поймешь иных моих уловок,
Но ежели ты очень хочешь знать,
Никто как Бог велит нам хлопотать.
Случается, в своем бесовском рвенье
Мы исполняем Божьи повеленья;
Бессильны мы на деле перед Ним,
И иногда орудьем избирает
Он нас своим и мучить позволяет
Не душу грешника, одно лишь тело.
А иногда мы получаем власть
И плоть и душу заодно украсть.
И иногда поручено тревожить
Нам только душу, отравляя ложью
Тот человек и веру сохранит —
Спасет он душу, хоть бы для геенны
Его костяк предназначался тленный.
А то по воле Божьей и слугой
Как, например, святой Дунстан,472 епископ,
Распоряжался бесами. Столь низко
Не падал я, но раз на юге жил
И там гонцом апостолам служил».
Которые мы знаем от студентов,
Готовите свои обличья вы?»
И бес ему: «Ах, нет у нас дратвы,
Что их скрепляла бы. Мы чаще просто
Несгнивший труп, в нем начинаем жить,
Его устами смертным говорить.
Так некогда пророк ваш Самуил
Устами Пифониссы говорил,473
Разгадку предоставим мы поэтам
И богословам, нам в том нет нужды.
Но, вижу я, разгадки хочешь ты.
Так надо в ад тебе со мной спуститься,
И с кафедры о бесах прорицать.
Тогда их облик будешь лучше знать,
Чем Данте Алигьери иль Вергилий,474
Которые у нас в аду не жили,
Но надо поспешать нам, друг сердечный.
Ведь раньше, чем придется нам расстаться,
Успеешь вволю ты наудивляться».
«Ну, этому так скоро не бывать.
Пускай ты бес иль даже сатана,
Пребудет в силе навсегда она.
И верен дружбе я с названым братом,
Пусть этой дружбе даже и не рад он.
Бери свое, — доволен я своим.
Но если посчастливится нажить
Богатство нам — давай его делить».
«Ага, — промолвил бес, — ну что ж, идет».
Когда они добрались до селенья,
Которое наметил к разграбленью
Церковный пристав, повстречался им
Груженный сеном воз, а рядом с ним
Упряжку с места. Но глубоко в глину
Колеса врезались, и воз стоял.
Возница бешено коней хлестал,
Вопя на них: «Ну, Скотт! Живее, Брук!475
Поганых образин; и надо ж было,
Чтоб разродилась лучшая кобыла
Такою парой хилой и ленивой.
Да чтоб вас черт побрал с хвостом и гривой,
И пристав бесу задал тут вопрос:
«А не поймать ли на слове мужлана?
Давай проучим вместе грубияна.
Ты слышишь, подарил тебе он воз,
Он богомерзкие, ты слышал, речи.476
Теперь ему отговориться нечем.
Хватай коней, его ж я в суд сведу».
«Он неподсуден адскому суду.
Он мыслей не имел такого сорта.
Спроси его иль погоди-ка малость».
Хозяина же обуяла жалость.
Он потрепал исхлестанные спины,
Воз сдвинулся. «Еще, ребятки, но! —
Вскричал хозяин. — Знаю я давно,
Что славные вы оба животины,
И не видать позорной вам кончины,
Но, Серый, но! Берись дружней, одер!