Келе

Курри был удивлен таким отношением и даже чувствовал себя задетым: заносчивый петушок терпеть не мог, когда ему перечили, однако на этот раз возражать не стал.

С курами сейчас лучше было не связываться: желтые колечки зрачков у них возбужденно горели, гребешки налились огненно-красным, и по утрам они никак не желали слезать с насеста; Агнеш насильно выгоняла их из курятника, но куры шныряли вокруг, подкарауливая момент, когда можно будет снова прокрасться внутрь и сесть в гнездо.

Агнеш решила, что приспела пора отобрать подходящих наседок.

— Эта рябушка подходящая и вот та беленькая тоже, а ты не лезь, ты в прошлый раз за своими цыплятами не ухаживала… И тебе тут нечего делать, коли ты перед коршуном сплоховала… Вон та рыженькая подойдет, и чернушка тоже, на черную курицу ни ястреб, ни лиса не польстятся. Держите-ка, Берти, эту парочку, а остальных я прихвачу.

Берти знал свое дело. Счастливые избранницы уселись высиживать цыплят, а остальных кур Агнеш и Берти потащили к ручью.

— Смелее, Берти, ничего им не сделается!

— Кудах-ах-ах! — запричитали куры, после того как их макнули в ледяную воду ручья. Холодное купание тотчас остудило в них материнский пыл.

— Ваше дело нестись, а не цыплят высиживать. Наседок и без вас хватает.

Незадачливые несушки обсыхали на припеке у сарая, больше и не помышляя о потомстве.

Если же выбранные наседки вдруг почему-либо не желали сидеть на яйцах, Агнеш и тут находила на них управу: стоило их похлестать жгучей крапивой по грудке или по ногам, и, взбодренные, они тотчас вспоминали о своих обязанностях.

Когда Агнеш и Берти возвратились с ручья во двор, у ограды столпился весь утиный народ и даже гуси, и те — правда, не теряя достоинства, одним глазком косились: не забудет ли Берти притворить калитку.

— Кря-кря-кря, — суетливо толкались утки, — мы тоже хотим к ручью: посмотрите, какие мы грязные и голодные.

Берти опустил на землю укрощенных несушек, согнал к калитке и гусей, и тут вдруг взгляд его упал на аиста.

— Келе, а ты не хочешь прогуляться?

Аист шевельнулся и сделал шажок по направлению к Берти.

— Пойдем, Длинноногий, в саду сегодня работать несподручно, а на лугу, глядишь, и для тебя кой-чего подвернется.

— Келе тоже идет с нами, кря-кря-кря! — подталкивали друг друга утки, завидев, что аист, пройдя мимо Берти, вслед за утками тоже очутился за калиткой.

— Ступай смелее! — махнул ему Берти, но аист стоял и не двигался: уж слишком неожиданно открылся перед ним путь на волю и неожиданно распростерлась неогражденная заборами даль.

— Жучка! — кликнул собаку Берти.

Собака почуяла, что ей хотят дать какое-то поручение: она примчалась запыхавшись и от усердия только что не вытянулась по стойке «смирно».

— Жду твоих приказаний! — глаза ее преданно смотрели на Берти.

— Отправляйся-ка и ты на луг, за гусями и крякушами присматривай, да про Келе не забывай, поняла?

Вахур выскочила за калитку, промчалась мимо аиста и принялась кататься по траве, затем с веселым лаем описала широкий круг и плюхнулась на живот.

— Знаешь, Келе, что-то не дает мне покоя, точно внутри у меня блохи скачут. Иной раз бегаешь взад-вперед, как угорелая, и сама не знаешь, почему.

— Это дух странствий, — взглядом пояснил ей Келе. — Мои собратья сейчас готовятся к перелету. Должно быть, и с тобой то же самое.

— Нет, тут что-то другое. Прежде мне всегда хотелось лаять, когда чужой пес забредал сюда, а теперь вовсе неохота его облаивать. Мы обнюхиваем друг дружку, играем вроде как в догонялки… Смотри, вон какой-то мой родич появился.

Келе испуганно покосился в сторону калитки.

— Не бойся, — весело подскочила Вахур, — он сюда идет не за тем, чтобы тебя преследовать.

Взгляд аиста стал холодным. Келе почувствовал вдруг прилив отваги.

— Да я бы и не советовал ему это делать.

— Хорошо, я скажу ему, что ты — мой друг, — подпрыгнула Вахур и опрометью помчалась по берегу ручья навстречу псу. Сказала ли она ему что-либо при встрече, для Келе осталось невыясненным, потому что собаки так и не успели подойти к нему поближе: за первым незнакомым псом прибежали еще два, и веселая возня вскоре закончилась дракой.

— У-ю-ю-юй… чтоб тебе взбеситься и твоей родне тоже, — взвыл один из псов и, хромая, побрел восвояси.

Келе стало скучно. Вахур не вернулась к нему, и аист проследовал к берегу ручья, где утки, жадно хлюпая, вбирали в себя ряску.

— Кря-кря-кря, Келе с нами, храбрый Келе, он защитит нас. Взгляни, какие мы стали чистые и белые, правда, Келе? — и утки опять разбежались вдоль берега, по своему обыкновению не дожидаясь ответа.