Келе

Весь мир превратился в сплошную сверкающую белую гладь, а небо отливало холодной, как лед, голубизной. На холмы легла белая перина, пышная, мягкая и нетронутая, потому что свободные обитатели полей еще не успели вылезти из своих нор. Птицы не решались опуститься на землю — они утонули бы в снегу, — а зайцам под снежным покровом было теплее, чем на поверхности земли. В сухих головках репейников копошились щеглы, выбирая мелкие зернышки, по тонким веткам садовых деревьев шныряли синицы, что-то искали, а что именно — про то знали только они одни. Черная стая Торо окончательно обосновалась в селе: тут на дорогах или в навозных кучах можно было хоть чем-то поживиться, — и вот грачи плотной цепочкой, словно черные бусинки, расселись вдоль глухой стены сельской корчмы.

Снег окутал окрестности тишиной, непроницаемым белым покоем, и тем громче звучал в этой тишине заливистый перезвон колокольчиков: по первопутку мчались сани.

Мишка по-прежнему лежал подле охапки сена, аист, основательно подкрепившись, тоже отдыхал, и только неугомонная собака слонялась по двору, увязываясь то за Берти, то за Яношем Смородиной, которые были заняты какими-то необычными приготовлениями. Вахур в недоумении дважды обращалась к Мишке:

— Что-то будет, — виляла она хвостом, — к чему-то они готовятся. Может, поглядишь, Мишка?

— Нет! — раздраженно повел ушами Мишка. — Нет, у Вахур! Разве ты не видишь, что я отдыхаю!

Но отдыхать Мишке пришлось недолго. Смородина и Берти зашли в сарай и вытащили из-под сена точильный камень.

— Запускай, Берти!

Янош Смородина положил на сено какой-то сверток, замотанный в тряпицу, а когда развернул его, то оказалось, что там был набор всевозможных ножей.

От камня при соприкосновении с металлом полетели искры, а Мишка, заслышав противный скрежет, затряс ушами, словно отгоняя слепней. Когда и это не помогло, ослик поднялся и вышел из сарая. Недолго смогла вытерпеть скрежет и собака, для нее не было большей радости, чем находиться возле человека, но слушать, как взвизгивает прижатый к точильному камню металл, — нет, это ей явно было не по душе. Аиста не особенно раздражал непривычный шум, но ему не хотелось оставаться наедине с людьми, вот и он тоже пристроился подле своих приятелей на солнышке у сарая.

— Не по нутру им эта музыка, — кивнул Смородина в сторону двери и опробовал, достаточно ли остро наточен нож.

— Оно, конечно, есть песни и повеселее… а только домашняя колбаса тоже на дороге не валяется.

Смородина взял другой нож и звучно провел металлом по точильному камню.

Из-под длинного острия взлетели белые венчики искр, и в воздухе запахло обгорелыми крупицами камня.

— Ишь, как разъедает камень, — кивнул Смородина, — но зато и не тупится долго, из всех ножей этот самый отменный.

Покончив с делом, мужчины опять затолкали точильный камень под сено; Смородина завернул ножи в тряпицу и вместе с Берти направился к дому.

— Побегу за ними, — вильнула хвостом собака, — может, узнаю чего.

Раздосадованный Мишка вернулся на место.

— Ничего Вахур не узнает, а только хорошего не жди. Хорошее никогда не раздражает мой слух, а этот шум так и резал уши… Самые лучшие вещи — те совсем без всякого звука, вот, например, кукуруза или репа…

Вахур примчалась обратно в крайнем возбуждении:

— Люди в доме суетятся, и человек в юбке тоже тут! Что-то они затевают, к чему-то готовятся.

Снег по-прежнему сверкал ослепительной белизной, но день пошел на убыль, и над дальними холмами плыло ледяное дыхание стужи. Солнце клонилось к закату, и его угасающее сияние не давало тепла, а тоже как бы излучало холод. Когда же на небе взошло Малое Светило, все вокруг сковал трескучий мороз, и даже мышиная возня в сене стихла.

Под утро Вахур беспокойно вскочила, выбежала наружу и подняла лай, но затем смолкла, давая понять, что пришелец — свой человек. Это была Агнеш, собаку встревожил хруст снега под ее сапогами, но, узнав женщину, она, умильно виляя хвостом, проводила ее до кухни, где в плите уже потрескивал огонь, а в большом котле кипела вода.

— Доброе утро, — поздоровалась Агнеш, разматывая теплый платок. — Что, Пали еще не пришел?

— Нет еще, но вроде я слышу его шаги, — полуобернувшись к двери, прислушался Берти.

— С добрым утречком! — весело приветствовал компанию Пал Бенце; под мышкой у него была зажата машинка для начинки домашней колбасы. — Я смотрю, вы и молодицу пригласили… правильно сделали, а то, признаться, мне дома своя порядком надоела…

— Все бы тебе дурачиться, Пали, — отмахнулась от него Агнеш, но в тоне ее не слышалось недовольства.

Янош Смородина тем временем разлил по стопкам палинку.

— Ну, давайте выпьем…

Агнеш едва пригубила, Смородина и Берти хлебнули по глотку, зато Пали одним махом опрокинул в себя обжигающе крепкий напиток.

— Ну, что ж, тогда приступим.

— Выпьешь еще стопочку, Пали?

— Сперва надо с делом покончить, а выпить и потом успеется…