— Интересно, что. Я когда-нибудь узнаю об этом? — поинтересовался Аполлон.
— Несомненно. Я решил, что ты для меня просто не существуешь, и все! Вместо тебя я всегда буду видеть пустое место. Я никогда с тобой не поздороваюсь, не заговорю. Никогда! Будешь подыхать — пройду мимо. Так будет до скончания моей жизни.
Не прав Жора, думал Олмир. Перед его внутренним взором стояло видение: Георгий с Аполлоном идут в обнимку куда-то по безбрежному полю, рассекая высокую — им почти по пояс — траву. Их радость от встречи казалась такой сильной, что у него невольно вырвалось:
— Не стоит без нужды говорить «никогда». Это слово чересчур обязывающе. Жизнь длинна и сложна, все в ней может случиться.
Георгий смутился и заговорил тоном пониже:
— Я полагал, что имею в Аполлоне Шойском друга. Ну, почти друга. Близкого по духу человека, с которым провел детство. Мне не нравились некоторые его поступки и мысли. Ничего, успокаивал я себя, зато в главном он свой, правильный. Человек, имеющий честь и достоинство. К моему глубокому сожалению, я ошибался.
— Насчет чести и достоинства, как я понимаю, мы сейчас и поговорим, — с легкой усмешкой сказал Аполлон, поднося ко рту вилку с наколотым на нее кусочком рыбы.
— Это вы, если пожелаете, будете говорить и об этом, и о том. А я уже все сказал. Сегодня моя канцелярия разослала циркуляр во все присутственные места и общественные организации моего герцогства с рекомендацией не устраивать с шойцами никаких совместных мероприятий и прочих междусобойчиков. Все, дружба кончилась. С этих пор никакого обмена делегациями, студентами, поездками коллективов народного творчества и теде и тепе. Мы будем бойкотировать все зачинания кабанов. И продолжаться так будет до тех пор, пока титул Шойского герцога будет принадлежать этому недостойному человеку, — Георгий ткнул пальцем в сторону Аполлона.
— Фи, как грубо и нетактично! — заметила Юлианна.
— Зато прямо и честно, — парировал Георгий.
Очередная трещинка возникла в обществе, с тоской подумал Олмир.
Всем понятно, что каждая смерть оставляет у кого-то в сердце неизгладимую боль. Но не все чувствуют опасность мелких неурядиц. Однако любая ссора, малейшая обида, минутное недопонимание чьего-нибудь поступка разрыхляют ткань человеческих отношений. Подтачивают общественное единство. Канцлер с Жаном Мерсье только-только приступили к разгребанию последствий «подвигов» Благова и его приспешников. А Георгий раздувает новый конфликт, уже на официальном уровне, между двумя герцогствами. Вероятно, он принял это импульсивное решение под гнетом обстоятельств, в тревожные дни кризиса. Не сладко, видимо, им жилось в Сфинксе. А потом у него не хватило здравого смысла одуматься. Что ж, придется применить королевскую власть и дезавуировать несоразмерные указания администрации Дома Петуха. Но вначале надо попытаться разубедить Жору. Это лучше всего делать один на один. Ладно, пусть сейчас уходит. Тем более что он до сих пор продолжает стоять, настаивая тем самым на своей просьбе.
— Я сильно разочарован, — как можно суше сказал Олмир. — Я собрал вас, чтобы посоветоваться, выяснить отношения. А услышал от своего верного соратника герцога Цезийского чудовищные вещи. Что ж, он может удалиться. Я не хочу противиться его желанию уйти вслед за своей будущей супругой, графиней Селеной Бюловой. Однако пусть знает, что разваливать наше государство ему никто не позволит. Я немедленно дам указания королевской администрации провести юридическую экспертизу его последних распоряжений и, при возможности, отменить их.
— Ваша воля, Ваше Величество, — склонился в положенном по этикету поклоне Георгий и быстрым шагом вышел из зала.
С его уходом возникла гнетущая тишина. Олмир подождал, пока Аполлон прожует, и сказал:
— Я вижу, что никто из собравшихся не голоден. Поэтому предлагаю перейти в соседнюю комнату и поговорить, не отвлекаясь ни на что. Нет возражений?
— Мой Дом, насколько мне помнится, уведомлялся только насчет приглашения меня на королевский ужин. Неужели в программе вечера предусмотрены какие-то увеселительные мероприятия? Распространяются ли на время их проведения полученные мною гарантии безопасности?
— Какие еще гарантии, шут гороховый!? — воскликнула Варвара.
Олмир промолчал, направляя оставшихся в помещение, примыкающее к залу. Дворец строился с учетом давних традиций возведения подобных зданий, и рядом со столовой располагалась комната, называемая курительной. По прямому назначению она не использовалась — на Ремите не прижилась привычка дымить табаком, а тем более его сомнительными заменителями.
— Садитесь удобнее, — сказал Олмир. — Располагайтесь, как сочтете нужным. При нашем разговоре будет присутствовать Зоя, но вы ее не увидите. Она до сих пор в бинтах и не хочет в таком виде показываться вам на глаза.
— Подумаешь, нежности какие. Никто ее не укусит. Могла бы и показаться, — проворчала Варвара, усаживаясь в кресло посреди комнаты.