Каторжанин

По большому счёту, уже можно было отдавать команду стрелять, но я всё ждал, когда в трактир пожалуют все старшие офицеры.

«Ну, давайте родимые, гляньте на натюрмортик, что мы вам приготовили… — мысленно советовал я самураям. — Так краси-и-иво, залюбуетесь!!!»

В целях привлечения японского командования, я приказал украсить общий зал трактира дохлыми косоглазыми. Их сначала расстреляли, а потом развесили рядами на потолочных балках. Самурайский бухгалтер висел в центре, на люстре из тележного колеса, в руку ему вложили японский флажок, а на башку надели колпак, самолично мной скрученный из старой газеты.

Да, лишнее, не спорю, слегка перестарался, но лично я, к примеру, после доклада о таких художествах, обязательно пошёл бы смотреть.

Но, увы, как уже говорил, хрен его поймёт, что у этих макак в голове творится.

Устав ждать, уже собрался отдать команду открыть огонь, но увидел, как большая группа офицеров всё-таки направилась в трактир. Остальные японцы начали скапливать плотными рядами возле здания. Очень скоро поселковый майдан начал напоминать стадион зрителей, нетерпеливо ожидающих выступления какого-нибудь поп-идола.

Я выдохнул и перекрестился.

— Всем укрыться… — а после секундной паузы, сухо скомандовал: — Огонь!

Пушчонка немедленно рявкнула, из ствола выплеснулся длинный язык пламени.

По моим расчётам, снаряд должен был лететь к цели всего секунду с небольшим, может меньше, увы, не артиллерист ни разу, но даже эти мгновения показались мне вечностью.

Наконец, на заднем дворе вспух разрыв, прямо рядом с дровяным сараем. И тут же…

Забегая вперед, скажу, что я никогда ничего подобного не видел. И дай боженька, чтобы никогда больше не увидел. Да, в Ля-Рошели рвануло знатно, но…

Над посёлком взмыл огромный сноп пламени, удивительно похожий на ядерный взрыв. Я немедля оглох и почти ослеп, но всё-таки успел увидеть, как избы сминаются словно карточные домики и истошно заорал:

— Всем на землю!!!

Но сам упасть не успел.

Задрожала земля, дикий рёв, невыносимый треск и грохот, тело стало невесомым, и я куда полетел. Полёт закончился жесточайшим ударом, после чего все ощущения исчезли и наступила спасительная темнота.

Сколько я был без сознания, не знаю, скорее всего не особо долго, потому что очень скоро откуда-то издалека, словно сквозь подушки, стал доноситься пронзительный женский фальцет.

— Сделай же что-нибудь! Сдела-а-ай! — верещала женщина, а точнее — девочка. — Быстро, он же умрет!!! Я прошу-у-у, пожалуйста-а-а!..

Грешным делом, я подумал, что меня в очередной раз куда-то зафитилило, потому что голос был совершенно незнакомым. Ни одна из знакомых мне женщин так не говорила, ни в моём прошлом, ни в настоящем.

«Может и к лучшему… — вяло подумал я. — Пищат на русском, причём на сравнительно современном русском. Может боженька или кто-там забавляется, внял моим молитвам и не стал закидывать в уж вовсе невообразимые ебеня? Конец двадцатого века? Или середина? Ух, если в брежневские времена, тогда развернусь!..»

Но вот тут, я неожиданно ощутил хлёсткую пощёчину, отозвавшуюся в мозгах острой болью. А ещё через мгновение, оплеухи вообще посыпались градом.

— Да что за нахрен?!! — взвыл я и, наконец, открыл глаза.

Ещё пара секунд ушла на то, чтобы навести резкость, после чего, совершенно неожиданно для себя, я узрел зарёванное чумазое личико Мадины.

— Живо-о-ой!!! — девочка упала мне на груди и тоненько протяжно завыла.

«Опять сюда, блядь…» — тоскливо подумал я и только потом всполошился, и заорал. — Что с косоглазыми?

Максаков изобразил на ободранной роже улыбку, извиняюще, словно нашкодивший школьник, пожал плечами и ткнул куда-то себе за плечо.

Но тут, наконец, я сообразил, что Мадина заговорила, вскочил, облапил повисшую у меня на шее девочку и закрутился с ней.

— Говоришь? Моё ты солнышко!!!

— Говорю? — удивленно пропищала девочка и тут же снова завыла. — Говорю! Я говорю-ю-ю!..

Ещё через пару секунд радостно заорали и запрыгали все присутствующие, оказывается, они тоже в суматохе сразу не сообразили, что Мадина заговорила.

А Дербинское… оно просто исчезло. Вместо него появился огромный кратер, быстро заполняющийся водой из сменившей свое русло реки. От изб уцелели только фундаменты на окраинах. Да что там говорить, на добрых сотню метров с хорошей лихвой вокруг посёлка повалило лес. Меня, как выяснилось, шваркнуло об скалу, а мичманца вообще закинуло на громадный кедр.

Не обошлось без потерь, погибло пятеро человек, еще с десяток здорово искалечило, о контуженных я не говорю — контузило почти всех. Но из японцев уцелело едва ли двадцатая часть, да и те даже не помышляли о сопротивлении.

Да уж, такого катаклизма до сегодняшнего дня я ещё не устраивал…

А тот самый пухляш в офицерском мундире, из числа вновь прибившихся к нам, оказался поручиком Петуховым Аполлоном Аполлоновичем.

Ещё бы какого-нибудь Ишакова или Ослова и будет полный состав Бременских музыкантов…

Глава 22