Каторжанин

— Признаюсь, я считал ваши предупреждения, Александр Христианович, несколько преувеличенными и даже вздорными. Прошу великодушно извинить за недоверие. Но откуда вы узнали, что переговоры пройдут именно в Портсмуте?

— Увы, случайная догадка… — с трудом взяв себя в руки, спокойно ответил я.

— Ну и что нам теперь делать? — в один голос поинтересовались Собакин, Кошкин и Максаков. — Получается, война окончательно закончилась.

— Снимать портки и заголя жопу бегать, блядь… — остервенело выругался Серьга. — Иха мать, чего-чего, а такого паскудства я не ожидал…

«Что делать? — спросил я сам у себя. — Что же нам делать…»

Решение пришло неожиданно, но оно положило конец все сомнениям, которые последнее время меня одолевали. В Средневековье я выжил, потому что никогда не кривил перед собой душой и никогда не останавливался на достигнутом. Нехрен и сейчас ныть. В Америки собрался, дурень… Здесь ещё работы непочатый край. А начнем с Александровска…

— Странный вопрос, господа, — я обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих. — Война, говорите, закончилась? Вам уже вручили копию договора? Или вы получили распоряжение от верховного командования сложить оружие? Не слышу?

Офицеры потупили головы.

Я протянул паузу, а потом резко бросил:

— Раз так, слушай боевой приказ! Известие об этом мирном договоре до личного состава не доводить, считать намеренной японской дезинформацией. А сейчас поднимайте людей, готовимся к немедленному маршу на Александровск. Возражения?

Возражений не последовало, уныние у офицеров тоже как рукой сняло. То-то же! Я вас научу Родину любить, мать вашу! И себя заново научу…

Сборы были недолгими, уже к обеду мы двинулись в путь. Бойцы восприняли приказ как само собой разумеющееся — последние победы неимоверно воодушевили людей. Я пробовал выявить сомневающихся, но таковых не нашёл.

Отряд разделил на три части, для пущей скрытности. Собакин возглавил первый, Петухов — второй. Третьим, в составе двадцати пяти человек на лошадях — командовал лично я. С собой взяли только пулемёты и одну пушку, которую разобрали и погрузили вьючным способом. Остальную артиллерию спрятали, с ней будем тащиться чёрт знает сколько — тридцать пять верст в реальности Сахалина — это как все пятьдесят на материке.

Отряд Собакина отправился в сторону Михайловки, чтобы там свернуть на Александровск, Кошкин пошел через Арково. Ну а мои — прямым маршрутом. За несколько вёрст до цели встретимся, а там уже всё будет зависеть от обстановки.

Сам переход нет нужды описывать в красках. К счастью, обошлось без человеческих потерь, правда пару лошадей пришлось пристрелить — поломали ноги в лесных буераках. Майя и Мадина перенесли дорогу прекрасно, личный состав — терпимо, а лично я физически вымотался до самого крайнего предела, думал не сдюжу. Ни для графа божьей милостью Жана Арманьяка, ни для штабс-ротмистра Любича, длительные конные переходы по пересечённой местности не были в диковинку, но всё больше и больше начали сказываться ранения и контузия, так как, увы, толком долечиться у меня просто не было времени. И неизвестно, когда появится. Но не суть, добрались и добрались.

Встреч с японцами по пути удалось избежать — на Сахалине населённых пунктов раз и обчёлся, а косоглазые не лезли в дебри, которыми как раз мы и шли.

Но когда прибыли на место, к истоку реки Малая Александровка, в трёх верстах от самого Александровска, выяснилось, что остальные отряды задерживаются. Пришлось становиться лагерем и ждать.

Ну а сам я отправился на вылазку — так как за двое суток, обстановка могла смениться кардинально и вместо роты, в Александровске мог появиться целый полк.

С собой взял Тайто, как проводника и Луку в качестве силовой поддержи, вдобавок прихватил Максакова — мичман, каким-то странным образом, перенёс конный переход довольно терпимо и способности передвигаться пешком не утратил.

Уже к исходу дня, мы обосновались на одной из сопок, полукругом обступивших Александровск. Сам посёлок, городом этот населённый пункт назвать язык не поворачивался, лежал перед нами как ладони.

Я именно сюда прибыл по этапу, но долго в посёлке не задержался и пошёл гулять по сахалинским острогам. Да уж, ещё та история…

Да и хрен на неё, я сюда заявился не ностальгии предаваться.

Удобно устроился на ещё тёплом замшелом камне и вытащил бинокль из футляра. Так, что у нас здесь…

Грёбаный «Сахалинский Париж», так ещё его называли местные остряки. Население целых четыре тысячи — да ещё примерно столько каторжников — но этих за людей вообще не считают. Даже после отправки на вольное поселение, они обязаны за двадцать метров шапку рвать при встрече с любым чиновником и сойдя в грязь с дощатого тротуара, почтительно кланяться.