Ката

Согласно новейшему отчету Министерства внутренних дел, в основе которого лежат данные из полицейских управлений всей страны за два года (2008 и 2009), из 189 заявлений об изнасиловании признание вины последовало только в 20 случаях.

В переводе на человеческий язык это означает, что из этого меньшинства женщин, обратившихся в больницу после изнасилования и решивших заявить в полицию, справедливости добивается еще меньший процент. (Да, я говорю именно о справедливости, так как не знаю, наверное, ни одной женщины, которая бы настолько ошалела, обнаглела или озлобилась, чтобы заявить в полицию об изнасиловании, которого на самом деле не было. Да и зачем бы ей так поступать? Чести ей это явно не прибавит.)

Если женщину изнасиловали, после того как она пройдет все ступени судебной системы, можно почти гарантировать, что никто так и не будет признан виновным.

Ведь ничего же не случилось. Ничего, что известно наверняка.

Бремя доказательств в делах об изнасиловании явно подчиняется более строгим требованиям, чем в физике.

17 мая

С тех пор как я так или иначе начала выходить в Сеть, я иногда просматриваю комментарии к новостям (в основном в «Де-Вафф»). Когда там начинаются дискуссии об изнасилованиях и сексуальном насилии вообще, то по какому-то незыблемому правилу находится некий мужчина, считающий себя вынужденным внести равновесие в ход обсуждения, умерить пыл этих истеричек – и начинает разглагольствовать и всячески подчеркивать, что мужчин тоже насилуют.

Правда, что ли?

В отчете Министерства внутренних дел написано, что 98 процентов жертв – женщины или девушки.

Ах, бедненькие мужчины (четыре) …

А в тех редких случаях, когда мужчин все-таки насилуют, то насильники – другие мужчины. Или как? На 189 заявлений об изнасиловании в 188 случаях насильниками были мужчины или мальчишки.

А сколько в итоге среди насильников женщин? Одна.

Женщина года?

20 мая

Встречалась с Г. Он продолжал блеять про гипноз, примирение и прощение. Я сказала, что не знаю, можно ли говорить о «примирении»; если я хочу что-то изменить в моей жизни или в социуме, то вряд ли. А еще я сказала, что посмотрела в Сети информацию о тех троих, которые убили мою дочь, и что, по всей вероятности, один из них или даже двое ни в чем не изменили свою жизнь и так и будут дальше насиловать и губить жизнь молодых девчонок. Разве мой моральный долг не в том, чтобы остановить это? Он мямлил насчет полиции и судебной системы, а я ответила, что прочитала про юридическую сторону таких дел: законы, которые пишутся чинушами (примерно такими, как Г.) и противоречат их уверениям, будто женщинам просто надо ходить в более длинных юбках. Или будто эти мужчины сами уступили настойчивым просьбам «феминисток», и последствий считай что не было, – как показывают цифры.

Жалкий лепет.

Как же этот мужик мне надоел! Он так искренне верит, что он добрый, а меня необходимо исправлять… Я попросила его обратиться к цифрам, хотя бы некоторым: если б один из каждых четырех мужчин/мальчиков раз в жизни пал жертвой секстуального насилия, что тогда было бы? И я сама ответила за него:

– тогда в стране ввели бы военное положение и комендантский час после восьми;

– из аптек изъяли бы «Виагру»;

– за изготовление порнографии ввели бы смертную казнь;

– женщинам запретили бы употреблять алкоголь;

– запретили бы секс-шопы;

– на каждом углу поставили бы полицейского;

– женщин обязали бы носить варежки, башмаки и нерасстегиваемые пуховики – все время;

– женщин жгли бы на кострах.

Но это, конечно, что-то уже совсем из области фантастики. Если б каждый четвертый мужчина подвергался изнасилованию, они, разумеется, не были бы мужчинами. Но – почему?

А потому что мужчины ни за что не стали бы терпеть такую статистику.

Потому что они мужчины? И потому что мы – женщины?

23 мая

В последнее время слишком много сидела в Интернете. Искала новости об изнасилованиях, проституции или о феминизме, а в них достаточно только заглянуть в комменты, чтобы взбеситься. Там называется жутко много причин, почему люди, пекущиеся о том, чтобы женщинам стало лучше жить, должны заняться чем-нибудь другим. И, конечно же, тебя сразу обзывают фашистом, нацистом, наглецом, злыднем, дурой, говорят, что ты «ничего не понимаешь» и что ты ханжа. Ханжа, я так понимаю, потому что земля и тонет, и горит, и весь третий мир голодает, и так далее, – всегда есть что-нибудь поважнее, чем судьба женщин. И мы до сих пор ждем решения. Вот именно.

Бороться против какой-то одной несправедливости не значит забывать обо всех других. Если ты носишь футболку из «H&M», которая, оказывается, сшита детьми на фабрике-потогонке, это совсем не значит, что ты ханжа или не способен бороться против борделей в Непале.

Кстати, рабство у швейной машинки – это не то же самое, что рабство в публичном доме в Штутгарте. Горбатиться за машинкой – не то же самое, что давать себя насиловать по тридцать раз на дню за гроши.

25 мая