Ката

Вскоре пришли Маргрьет и специалист, и, согласно плану действия, приняли бразды правления. Мне было поручено ассистировать им. Чтобы лучше представить себе, что произошло, мы дали Соулей подуть в трубку для проверки на алкоголь. Оказалось, что выпила она немного. Ее одежду сложили на отдельный поддон, и я надела на девушку майку и больничный халат; мы узнали имя подруги, которой можно позвонить, и начали судебно-медицинский осмотр. Кроме того, о чем я уже рассказала, у нее были глубокая рана на колене, содранная кожа и покраснения на пояснице, и слабый синяк на внешней стороне бедра: похоже, что ее волокли по земле. Я заказала для нее сканирование ушиба в затылочной области. Внутренняя сторона ляжек была залита кровью по причине выделений из влагалища, а на задней стороне ляжек и на заду были следы спермы. Пока у нее брали мазки из влагалища и заднего прохода, я гладила ее по голове и шептала слова утешения, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Соулей спросила про свои очки.

– Он забрал очки, – сказала она.

Я пошла звонить в полицию и ее подруге.

Откуда же я ее знаю? Я далеко не сразу вспомнила. Соулей – та санитарка, с которой я поскандалила в онкологическом отделении, которая забыла у одного пациента контейнер с едой, а я на нее накричала. Да и она вела себя не как ангел. Хотя какая сейчас разница… Три из четырех.

29 мая

Соулей положили в психиатрическое отделение через короткое время после того, как выписали от нас. Я посмотрела информацию о ней в нашей внутренней сети.

Дочитала Тоурдис Эльву, начала заново. В последнее время я совсем погрязла в этих делах, но все равно ничего лучше поделать не могу. Роль жертвы никогда не красила женщину.

Деревья во дворе оделись листвой, из города доносится шум, на улице сияет солнце. Лето пришло. И все приготовились: взяли палатки, спальники, бутылки. Раз-два – иии: АЙДА НАСИЛОВАТЬ!!![24].

Июнь

2 июня

Навестила Соулей. Вообще-то я собиралась уходить с работы домой, но пошла в противоположную сторону и оказалась в вестибюле психиатрического отделения, прошла прямо в сектор 32С и позвонила у дверей. Мне было немного не по себе: ведь еще совсем недавно я сама лежала там. И все же удивилась собственной решительности. Тем более что это всего лишь отделение в больнице. Сломается нога – наложат шину, сломаются нервы – дадут успокоительное, пару недель полежишь под наблюдением – и выйдешь здоровеньким.

Я узнала женщину, открывшую мне дверь, – Сиггу. В свое время мы с ней беседовали, только я совсем забыла, о чем. Она удивилась при виде меня, а я сказала, что зашла проведать Соулей. Она проводила меня до отдельной палаты, а там постучалась и впустила меня. Соулей лежала на кровати и смотрела в ноутбук. Она спросила, кто я, а я ответила, что мы с ней вместе работали. Я сразу заметила, что она меня не узнаёт. Ее глаза блестели, она была перекачана лекарствами, но телесные повреждения у нее вроде бы уже почти зажили.

Я сказала, что принимала ее в отделении «Скорой помощи» и хочу предложить свою помощь, если ей что-нибудь нужно. Она просто кивнула и сказала, что ничего особенного ей не нужно. Я спросила, можно ли мне опять навестить ее, а она кивнула, как будто ей было все равно.

4 июня

Зашла в магазинчик на «Кругу» и купила для Соулей журналы и сласти. Я не уверена, помнит ли она мой прошлый визит, а она сказала, что не понимает, почему я здесь. Я ответила, что хочу ей помочь. Когда я вошла в ее комнату, Соулей лежала в кровати, и ноутбук был там же; она сказала, что ей нечего делать, кроме как смотреть детективные сериалы и фильмы в своем компьютере.

Я сидела с ней, пока она ела; потом начала собираться домой, но женщины, дежурившие в отделении, сказали, что с радостью позволят мне остаться дольше. К юноше лет двадцати пришла посетительница, очевидно, мать, которая таращила глаза по сторонам и, казалось, была слегка испугана тем, что она – в психиатрическом отделении. Люди ничего так не боятся, как потерять власть над собственным рассудком, и тем, кто этого избежал, повезло больше, чем они предполагают. Соулей отправляла в рот полные ложки картофельного пюре и загадочно ухмылялась мне, и мы немножко похихикали; уж не знаю, что она думала. Дежурная по кухне хотела и мне дать поднос с едой, но я сказала, что уже не пациент – хотя кофе все-таки взяла.

После еды я проводила Соулей на улицу покурить – ее только недавно стали выпускать на улицу. Мы вместе выкурили по две сигареты, и я рассказала, что сама лежала в этом отделении и понимаю, через что ей приходится проходить, а у нее так сильно дрожали колени, что мне было неловко на это смотреть.

6 июня