Лицо напротив приобретает настолько шокированное выражение, что он бы испугался даже, честно, если бы не предполагал этой реакции заранее. Мингю не хотел говорить об этом. Но потом пришел к выводу, что Мин имеет право знать. В первую очередь – именно он.
Тэён начинает яростно жестикулировать, почему-то забыв про телефон, и жесты его адресованы Чонхо, который хмурит брови до острых углов и пожимает плечами. Выглядело примерно как «Вы что, дебилы?» – «Ну а что я тут мог поделать».
Мингю смотрит на все это и спрашивает через сообщение:
Тэён кивает и опускает взгляд, а он – усмехается.
Мин плотно сжимает губы, глядит ему в глаза, а после – на Чонхо. Снова на Мингю и обратно. Забирает у Тэёна телефон и пишет:
– Мне что, предлагают отвернуться? – возмущается Мингю.
– Если тебе не сложно.
И по глазам Чонхо он понимает, что это важно.
Вздыхает обреченно, кивает Тэёну, который выглядит не менее удивленным, поднимается и садится обратно, но уже спиной к зеркалу. Любопытство собственными зубами дерет губы, которые он начинает остервенело кусать, то и дело кося взгляд в сторону чужой фигуры сбоку.
– Ну? – не выдерживает он и поворачивается к зеркалу.
И смотрит уже на себя. Все закончилось, а он даже не успел этого понять.
У Чонхо такое лицо, словно ему только что сообщили весть о кончине всех близких людей. Он опускает взгляд на горящий экран телефона, на котором остановлен таймер, и тихо говорит:
– Ровно три минуты. Ты был прав, время увеличивается.
– Что он сказал тебе? – пропускает Мингю его слова мимо ушей.
Чонхо не отвечает. Даже не смотрит на него в ответ. Поднимается на ноги и выходит из комнаты. Он подрывается следом, чувствуя себя странно и будто на волоске – как тогда, когда в прошлый раз впал в состояние, сродни истерике. И в позапрошлый.
– Я пойду выгуляю Куки, – бесцветно бросает Чонхо, наглаживая сонную собаку, которую явно разбудили. И, судя по морде, гулять она хочет в самую последнюю очередь.
– Так, а ну-ка стой. Перестань, – не выдерживает Мингю. – Никуда ты не пойдешь посреди ночи. Не знаю, что там на тебя вывалили, можешь не говорить мне, переживу, но… не знаю… попросил бы успокоиться, но ты и так как танк.
Чонхо в последний раз проводит рукой по шерсти Куки и выпрямляется. Молчаливо соглашается и идет к дивану. Мингю не спешит садиться рядом – нутром чувствует, что Чонхо его сейчас видеть почему-то не хочет. Избегать пытается. А вот хрен ему. Он его самого ни разу не оставлял, когда просили, и даже прямым текстом.
Он огибает диван и садится. Начинает постукивать указательным пальцем по коленке, стеклянным взглядом уставившись в экран телевизора и не видя на нем ничего, кроме размытых пятен. Чонхо поджимает под себя одну ногу и громко выдыхает, заставляя Мингю дернуться.
– Я не знаю, – слышит он.
– Что не знаешь? – Мингю мгновенно хватается за возможность не молчать.
Он не видит – чувствует скорее, что Чонхо наконец-то смотрит на него. И взгляд этот тлеющими дырами по ткани рубашки расплывается, хочет добраться до кожи. Выжигает и прижигает.
– Не знаю, что делать дальше.
– О чем ты? – Мингю так быстро выстукивает пальцем по колену, что тот начинает болеть.
– Не хочу, чтобы ты уходил, – честно отвечают ему.
– Я пока никуда не ухожу, – пытается маневрировать он, – сижу вот.
Что Мин сказал Чонхо? Что он, блядь, сказал ему, если у того душа сейчас наизнанку выворачивается и пытается его собственную прощупать? Достучаться, доскрестись спутанными словами. Потому что неправильные они, слова эти. Хоть и произносят их во второй раз за день. Но в первый… в первый раз не было этой грусти, которая чужой голос искажает.
И взгляд – взгляд душу на составляющие ломает. А Мингю чувствует, что в пропасть летит.
– Прекрати так на меня смотреть, – не выдерживает он. Ему бы уцепиться за что-нибудь, ему бы остановить это падение, чтобы дух перевести и подумать еще раз.
– Хорошо, – просто соглашается Чонхо, но не двигается совсем, не отворачивается. Мингю шумно выдыхает через нос, потому что по-прежнему чувствует чужие надсадные чувства яркими мазками по коже.