Карты судьбы

— Я? — Он меня удивил. Я — крепкая, уверенная женщина, твердо стоящая на своих ногах. Скорее, мужчина будет искать у меня помощи — как Самур последние годы, что бы он там ни говорил и как бы ни бранился… — Так поэтому ты и остался? Решил мне помочь?

— А разве тебе не нужна помощь?

— Нужна. А тебе, Ингри?

Он поперхнулся пивом. Прокашлялся, посмотрел на меня повлажневшими глазами.

— Помощь? Мне?!

— Всем людям время от времени нужна помощь.

— Но не мне.

Что ж, пусть так. Я хлебнула пива — оно, это пиво, выручало нас в годы войны, когда в корчме месяцами не появлялись постояльцы. Забытье и веселье нужны людям в любые времена. Конечно, все было по-другому, когда через перевал шел оживленный торговый тракт…

Словно подслушав мои мысли, Ингри спросил:

— Что охотник говорил о могиле Картежников?

Я помолчала. Что ж, сам нарываешься, парень…

— То, что многие говорят, — сказала нехотя. — Что они прокляты, и души их не могут найти покоя… что ночами они выходят из могилы и убивают живых…

Ингри молча смотрел в стол.

— Перевал горел три дня, — осторожно продолжила я. — До сих пор мы не знаем, что и как там было. Потом туда пришли люди и… собрали то, что можно было собрать… что осталось от Картежников. Похоронили, насыпав сверху холм из камней. Теперь, говорят, над могилой кто-то поставил каменный столб, и на том столбе выбиты имена всех двухсот… и…

И мне словно снег за шиворот сунули.

— Ингри? Но ведь вас всегда было двести… только двести…

Он еле, через силу, усмехнулся.

— Мое имя тоже есть на этой стеле… Не пугайся, я не призрак! Я живой. Видишь?

Он поднял руку. Сжал-разжал сильные пальцы. На широком запястье пульсировала жилка.

— Я должен был умереть вместе с ними. Но не умер. Ты тоже веришь в эти россказни?

Старый Сунган — громадное кладбище древних сказок и тайн. Усыпальница Истинных Королей с непресекающимся родом Хранительниц; дороги, упирающиеся в скалы; мосты, ведущие в небо; развалины замков, в которых живут лишь ветры да призраки. И сами сунганцы — светловолосые северяне, бойцы меча и руки, из которых, по слухам, была и моя бабка… Даже скалы здесь, кажется, беременны легендами. А уж сколько их родилось, когда на перевале полегли непобедимые прежде Картежники…

Я говорила. Ингри слушал. Слушал — и молчал. Молчал и думал — и эти его мысли мне совсем не нравились.

Очень не нравились.

— Ну, я так и знала!

Ингри наградил меня мрачным взглядом.

— Входи, садись и молчи.

Я послушно уселась в угол комнаты и стала смотреть на Ингри.

Ингри заговаривал меч. Не тот, похожий на большой нож, что он обычно носил на поясе, — настоящий, боевой. Он держал меч на ладонях над стоящими в ряд свечами — семь хороших свечей, которые я берегла для неведомо как попавших в Сунган знатных лордов (руки бы оторвать этой Кэти, паршивке), и, закрыв глаза, обведенные темными кругами, говорил что-то на чужом языке чужим, не похожим на его обычный глуховатый, голосом. Глубоким, страстным, гортанным… Голосом, от которого у меня дрожь шла по спине.

Он говорил, и пламя свечей вздрагивало в зеркале меча — то ли в такт его словам, то ли в такт его сердцу. Огонь, танцующий на лезвии, казалось, раскалял сталь, рисовал на ней свой собственный узор, пламенные руны; скользил по мокрому от пота смуглому телу Ингри, подчеркивая твердость мышц и белизну шрамов… Голос Ингри низился и низился — до рокота далекого грома, до шороха дождя, до шелеста песка…

Ингри смолк.

Я тоже молчала, глядя, как медленно, осторожно, будто стеклянный, он опускает клинок на стол. Руки его затряслись, словно только сейчас ощутив тяжесть меча. Ингри сгибал и разгибал локти, крутил запястьями, сжимал-разжимал пальцы… И внимательно смотрел на меня.

— Как ты догадалась?

Как? Он о чем-то долго говорил с Хоггардом, и тот наверняка вывалил на его глупую голову все слухи о могиле Картежников. Он не ел весь день — как солдат перед решающим боем. Он то и дело касался (видно, сам того не замечая) своей колоды, словно испрашивая совета… Этот чертов дурень решил встретиться с какой-то ночной тварью и выяснить, правда ли все то, что болтают о его погибших друзьях.

— Ты был не в себе, — только и сказала я. Ингри медленно качнул головой. Уголки его плотно сжатых губ дрогнули в усмешке.

— Мне бы в отряд такого разведчика!

— Оружие ты заговорил, а как насчет себя?

Он провел рукой по мокрой груди.

— Серебро?

— Возьми вот еще…

Я сунула ему в руку маленький полотняный мешочек. Он взвесил его на ладони.

— Что это?

— Охранные травы.

Ингри поднес травы к лицу, глубоко вздохнул.

— Пахнет тобой…

— Это женский оберег. Может, и тебе сгодится.

Солдат медленно, словно неуверенно, улыбнулся.

— Спасибо, хозяйка.

— Провались ты… — проворчала я. Оглянулась на пороге — Ингри смотрел мне вслед.

— Где тебя искать… если что?

— На старой мельнице.

Я прикусила губу. Значит, снежная кошка…

Я вновь прислушалась — в который уже раз за ночь. Кажется? Ветер — или человек — скребся в дверь. Неслышно подойдя, я положила руку на засов.