Карты судьбы

— Ингри? — спросила с сомнением. И снова шорох — еле слышный, на грани тишины и звука… Я сжала зубы и, отодвинув засов, толкнула дверь. Ингри ввалился внутрь вместе с холодом и снегом и, едва коснувшись плечом косяка, пополз вниз.

— Дверь… — просипел он. — Дверь…

Я вышла из столбняка и, захлопнув дверь, задвинула засов. Ингри сидел на полу, закинув голову, смотрел на меня. Цел? Не одежда — лохмотья, снег, лед… красный лед…

— Ну-ка, парень, — я опустилась на одно колено, взваливая его на плечо — Ингри зашипел, — с трудом поднялась, качнувшись, и потащила к себе в комнату. Свалила на кровать, выпрямилась, отдуваясь: тяжел, дьявол… Начала снимать располосованную куртку. Ингри снова зашипел, но продолжал молчать, глядя на меня напряженными ввалившимися глазами.

— Вижу, свиделся-таки со своей красоткой! — сказала я, разглядывая его. На груди — ни царапины, в бедро левой ноги как вилы воткнули… Взяв приготовленные тряпки, я склонилась над ним, прикидывая, как бы ловчее перехватить раны. Мне все не верилось, что он так легко отделался. Ингри беспокойно задвигался, поднял руку, потянулся ко мне — упрямо, оскалившись от напряжения… Я склонилась ниже, ожидая, что такого важного он скажет. Пальцы Ингри коснулись моей распустившейся косы.

— Золото… — отчетливо сказал он. — Белое золото.

И разом провалился в забытье. Не от ран, думаю — от изнеможения. И к лучшему. Я могла перевязывать его безо всякого милосердия. Смазала целебной мазью царапины на лице и шее. Задумчиво скользнула пальцами по розе на левом плече. Надо же, впервые за два года в моей постели мужчина. Сильный, красивый, молодой…

Ингри сидел на кровати. Он уже натянул штаны и держал в здоровой руке рубашку, принесенную из его комнаты. Похоже, все на нем заживало как на собаке. Я поставила на стол кувшин с травяным пивом. Ингри молча дотянулся до него, сделал глоток, сморщился, еще хлебнул. Я прислонилась спиной к двери, наблюдая, как он одевается. Ингри наклонился за сапогами, натянул один, скособочившись — другой.

Я, наконец, не выдержала:

— Ничего не хочешь мне сказать?

Ингри отхлебнул еще пива, заглянул в кувшин, поболтал его.

— Нет.

— Мне что, опять самой догадываться, да? Вижу, кошка все-таки объявилась. А что было потом?

Ингри сделал большой задумчивый глоток, и у меня лопнуло терпение.

— Слушай, парень, я из-за тебя всю ночь глаз не сомкнула! Ты испачкал кровью всю мою постель! Можешь ты, в конце концов, открыть рот и сказать хоть что-нибудь?

— Это была кошка, — сообщил Ингри.

— Вижу, — мрачно сказала я.

— Снежная кошка, — уточнил Ингри. Едва я собралась разбить кувшин об его упрямую голову, как парень продолжил. — Ее потому и называют снежной, что она бела, как снег, и не отбрасывает тени. Сначала я увидел ее глаза… а в следующий миг она уже прыгнула. Умирала — будто таяла… и я увидел, как сквозь тело кошки проступает человеческое тело… Я узнал его. «Ингри, — сказал он, — Ингри…»

Ингри смолк — и я поняла, что продолжения не будет.

— Значит, все правда… — сказала я негромко, но Ингри услышал. Качнул головой. Вставая, уцепился за спинку кровати.

— Правда, но не вся. Они умерли страшной смертью, и отголоски этого ужаса до сих пор доносятся в долину. Они неуспокоены, Гвенда. Они неуспокоены.

— И ты, похоже, знаешь, как их упокоить?

Ингри просто стоял и смотрел на меня. Желая поддразнить его — или согнать с его лица эту хмурую сосредоточенность, — я спросила:

— А что ты мне вчера говорил?

Ингри моргнул.

— Что-то о золоте, — подсказала я, посмеиваясь, — белом золоте.

Его лицо было по-прежнему неподвижным.

— Не помню, — сказал он. — Мне пора работать, хозяйка.

Я пожала плечами и отошла от двери. Не держать же его силком в постели. Тем более в моей.

Хоггард все не ехал на ярмарку. Я не понимала, чего он медлит: скоро весна, и его чудесные шкуры могут залежаться. Так нет же, слоняется целыми днями по корчме, болтает с завсегдатаями и проезжими, попивает мое пиво — и глаз не сводит с Ингри. Больше он с парнем не заговаривал — впрочем, как и никто другой. Ингри умел держаться так, что никто не лез к нему с расспросами, да и задираться особо не пытались — то ли из-за формы Картежников, которую он упорно продолжал носить, то ли из-за нескольких драк, которые он мигом прекратил, повыкидывав забияк на снег.

Насмотревшись, видно, вдоволь, Хоггард и подступил ко мне.

— Гвенда. Неспокойно мне из-за этого парня.

Будто я сама всю голову не сломала…

— Я следил за ним, — говорил Хоггард. — Ты знаешь, у меня нюх на такое. Он должен умереть, Гвенда. Он обречен.

Я молча слушала.

— Смерть идет за ним по пятам. Он притягивает к себе несчастья. Та тварь, что разорвала Блэка, — разве не явилась она вместе с ним?

— Ингри спас мне жизнь.

Хоггард махнул рукой.

— Без него в этом не было бы нужды! Он из проклятых, как все эти Картежники, и ночные твари крутятся рядом, чуя своего. Избавься от него, Гвенда, пока не поздно. Прямо сейчас.

Я покачала головой. Я верила его словам. Но я знала, что не выгоню парня. Я знала, что буду помогать ему — по его просьбе или без нее. Я знала…

Я теперь знала, что он хотел сделать.