Карл Либкнехт

22 марта 1915 г., сразу же после окончания сессии рейхстага, Карлу Либкнехту приказано было отправиться в рабочий батальон Дьез, в который он и прибыл 24 марта 1915 г. Здесь его держали очень недолго. Начальство скоро убедилось, что пребывание Либкнехта в войсках очень опасно с точки зрения «спокойствия» армии. Либкнехта решили перебросить на русский фронт, где по расчетам начальства Либкнехт должен был быть менее опасен, вероятно потому, что лозунг борьбы «против царизма» в 1915 г. был еще очень популярен среди немецких солдат. «Из казармы меня выпроводили весьма поспешно, так как солдаты собирались толпами вокруг меня», пишет Либкнехт в письме к сыну от 5 июня 1915 г.

* * *

Обвинительный акт по делу Карла Либкнехта приводит следующие хронологические даты, хорошо рисующие ход его «военной карьеры» в 1915 г. После Дьеза Либкнехт был назначен в 49-й рабочий батальон. В первый же день батальонный начальник подполковник фон Линштедт вызвал к себе «солдата Либкнехта» и напомнил ему о том, что ему запрещена всякая политическая деятельность. Либкнехт ответил, что «ему об этом известно». Затем «солдата Либкнехта» вызвал к себе его ротный начальник обер-лейтенант Л. Генике, который тоже запретил ему какие бы то ни было политические оказательства, «пока он носит королевский мундир». 15 мая 1915 г. Либкнехт получил отпуск для участия в заседаниях рейхстага, где «политические оказательства» формально еще не были запрещены даже «солдату Либкнехту». 15 же мая Либкнехт был передан в распоряжение заместителя главного начальника III армейского корпуса «для дачи ему нового назначения». «30 мая я прибыл в Мемель», пишет Либкнехт к сыну в письме от 5 июня 1915 г. 2 июня 1915 г. Либкнехт получил приказание явиться в комендатуру в Кюстрине, где он должен был получить назначение в запасной рабочий батальон. 29 июля 1915 г. Карл Либкнехт явился в Кюстрин и был причислен к 102-му рабочему батальону. 5 ноября 1915 г. Либкнехт был передан в распоряжение Кюстринской запасной рабочей команды, а после роспуска последней переведен был в рабочую команду запаса в Торне.

С франтов Карлу Либкнехту удается отправлять письма жене, детям, а через них и — товарищам. Многие из этих писем уцелели и представляют драгоценнейший биографический материал.

В какой обстановке солдату Либкнехту приходилось жить на фронте? В письмах разбросано много отрывков, которые в совокупности дают очень яркую картину[4].

«Погода здесь чисто апрельская, но у нас прочные сапоги и толстые шинели. Беднягам, которые находятся на передовых позициях, приходится куда хуже нашего. Несколько раз мы имели возможность наблюдать довольно хорошо артиллерийские бои, которые за последнее время ведутся с большой силой» — пишет Либкнехт 11 апреля 1915 г.

«Грохот пушек, трескотня ружей и аэропланы, аэропланы, аэропланы…» — пишет он 25 апреля 1915 г.

«Квартира: плотно закрывающийся сарай без окон. У всех у нас соломенные мешки; вместо подушек — шинели; одеяла, конечно, кладем на землю. Вшей много. Воды мало и — очень скверная. — Но зато, все товарищи хорошие. Унтер — добрый малый. Санитарная служба поставлена отвратительно. Вот иллюстрация. Сегодня мне сделали противохолерную прививку. В то время как в Лотарингии для каждого пациента брали заново простерилизированный шприц, здесь один и тот же неочищенный инструмент служил для троих. Последним был я. Ясно, что таким путем можно привить самые мерзкие болезни. И действительно, многие из наших людей больны» — пишет он от 5 июня 1915 г.

«Я сижу и зябну на дворе… Направо рядом со мной вход в сарай, в котором нас живет 50 человек. Сквозь открытую дверь я вижу несколько солдат, уже собирающихся спать. При колеблющемся пламени свечей они кажутся картиной Рембрандта или Доу… Здесь шпионят, как всегда. Habeant sibi[5]. Работы очень много. Я прямо без сил.

«Трудимся и по воскресеньям, совсем как в будни» — пишет он 9 июня 1915 г.

«Мы перекочевали 15-го из Варвена в Бебен, а вскоре, наверно, нам придется ехать в Газенпот или куда-нибудь дальше на восток… Ужасно страдаем от паразитов. Мухи, вши, блохи и крысы мучают нас больше всего» — пишет он 23 июня 1915 г.

«Я сижу в конюшне — нашем жилище — на ящике и пишу, подложив под бумагу доску. Товарищи лежат на «кроватях», т. е. на соломе, вокруг меня. Огарок собирается погаснуть. Половина одиннадцатого вечера. Мы промокли до костей. Тысячи мух жужжат кругом и невыносимо меня терзают» — пишет он 27 июня 1915 г.

«Пушки под Ригой грохочут во всю. В воздухе над нами несутся и жужжат аэропланы, а под ними кружатся и каркают громадные стаи ворон. Этим отвратительным тварям здесь есть чем поживиться» — пишет он 14 сентября 1915 г.