Карл Либкнехт

И вот среди общего напряженного ожидания он бросил в зал свое решительное «я — против!» Больше ему не дали сказать ни слова. Но и этих двух слов было достаточно, чтобы вызвать чувство облегчения в рядах рабочего класса. «Я не забуду никогда этого дня, — пишет Радек, работавший тогда в Германии в рядах германской левой оппозиции. — Мы все тогда задыхались в подполье. Я помню, как мне приходилось в «Бременской гражданской газете», на которую выпала тогда честь быть одним из немногих органов, ведущих кампанию против германского империализма, писать о причинах войны. Мне приходилось в форме объяснения великих германских побед сопоставлять цитаты из военной и политической германской литературы, чтобы доказать, как хорошо была подготовлена «защита» Германии. Лекции об отношении к войне приходилось читать под заглавием: «История английского империализма». Смелое выступление Либкнехта наэлектризовало оппозицию. Это было началом открытой борьбы. Надо знать ту удручающую атмосферу ренегатства, которой он был окружен, чтобы понять героизм его поведения»…

Шейдемановцы поняли, что с Либкнехтом не будет компромисса; они начали выносить ему одно порицание за другим во имя дисциплины фракции. «Я связан высшей дисциплиной международной солидарности», отвечал им Либкнехт и продолжал свое дело. В рейхстаге ему не давали слова; тогда он короткими «вопросами», ударяющими по больным местам германского империализма, возбуждал рабочих. Тогда он короткими выкриками во время речи канцлера, выкриками, которые действовали, как удар плети, исполнял свой долг депутата. Четыре коротких слова: «Вы хотели этой войны», которые он бросил в лицо канцлеру Бетман-Гольвегу во время одной из его лицемерных миролюбивых речей, сделали больше, чем — дюжины плаксивых речей Гаазе, не договаривающих ни одной мысли до конца, не решающихся бросить ни одного боевого лозунга.

Уже сразу после 2 декабря 1914 г. травля против Карла Либкнехта становится неистовой. Но когда в прусском ландтаге Либкнехт прямо призвал рабочих всех стран поднять оружие против «своих» правительств, неистовство перешло все границы. В прессе шло настоящее улюлюканье. Бывшие «товарищи» состязались в травле с открытыми врагами.

V. КАРЛ ЛИБКНЕХТ НА ФРОНТЕ 1915 ГОД

…Главный враг — в собственной стране!

Из манифеста К. Либкнехта в 1915 г.

…Не гражданский мир, но гражданская война — таков наш пароль!

Из письма К. Либкнехта, циркулировавшего на Циммервальдской конференции в 1915 г.

…Я стрелять не буду.

Из письма К. Либкнехта с фронта от 21 сентября 1915 г.

…Не беспокойтесь обо мне.

Товарищи носят меня на руках.

Из всех частей они прибегают ко мне я шлют все, что у них есть.

Письмо К. Либкнехта с фронта от 8 октября 1915 г.

…Как только я приехал сюда, меня посетили несколько офицеров, в том числе два принца… Я сказал им в глаза всю правду.

Письмо К. Либкнехта с фронта от 23 сентября 1915 г.

ПОСЛЕ 2 декабря 1914 г. дальнейшая дорога Либкнехта уже вполне ясна. Теперь он, как вождь революционного пролетариата, будет подыматься все выше и выше. Теперь маяк этот будет светить во мраке войны все ярче, все ослепительнее. Теперь и собственные внутренние силы Карла Либкнехта будут крепнуть и расти с каждым днем. Он «человек крайне мягкий, скромный, снисходительный, становится теперь фигурой стальной, непримиримой, отметающей даже малейшие соображения личного характера», — пишет о нем один его личный друг. «Мягкий» Карл Либкнехт стал неустрашимым знаменосцем угнетенного класса в ужаснейшей ив войн, какие только знала мировая история. «Кто был знаком с Либкнехтом до войны, а затем во время войны, тот видел и мог буквально осязать руками, как исполинская ответственность, возложенная на него, создавала из радостного и любящего жизнь человека (способного поэтому многое и многим прощать) железного, беспощадного борца, какого требовала эпоха. Кто знал его до войны и во время войны, тот мог заметить, как характер его буквально с каждым днем твердеет словно металл». Друзья и соратники — Либкнехта все в один голос отмечают, что Либкнехт в ту пору изменился как-то и физически. Черты его лица заострились, горькая складка легла у губ. (Замечательно, что такое же обстоятельство отмечают и биографы В. И. Ленина. В. И. тоже сильно переменился физически в годы войны и именно в том же направлении.)