Капитаны ищут путь

Капитан Бичи был искусный моряк. С удивительной для парусника точностью, опоздав лишь на ничтожные пятнадцать дней, «Блоссом» бросил якорь у острова Шамиссо в заливе Коцебу.

Не застав на берегах залива партии Франклина, Бичи попытался пробиться далее к северу, но в тех же широтах, где раньше Шишмарева с Васильевым, льды затерли «Блоссом». Бичи вернулся в залив, открытый «Рюриком», снарядил баркас и отправил на нем шкипера Элсона.

Баркас ушел во льды, держась близ берега. С упорством и отвагой, достойными тех, к кому они шли навстречу, маленький экипаж держал курс на север и достиг точки, к которой стремились шлюпки Франклина и Бека. Элсон назвал эту точку мысом Барроу.

В эти же дни — дни наступающей зимы — Франклин и Бек были всего лишь в ста шестидесяти милях от Элсона. Но экипажи не сошлись. Оба повернули, едва не соединив концы своих путевых ниточек. Элсон повернул к заливу Коцебу, Франклин — от рифа Ритарн под 148°15′ западной долготы к дельте Макензи. К счастью, никто из них не догадывался, что цель так близка. К счастью, ибо, знай они об этом, они обязательно сошлись бы, но сошлись бы для того, чтобы погибнуть на скалах мыса Барроу: зима наступила внезапно, бурно, решительно.

Тем временем Ричардсон и Кендолл нанесли на карту еще один отрезок канадского берега, открыли Землю Уоллестона и пролив, отделяющий ее от материка, получивший имя их шлюпок — Долфин и Юнион.

Капитаны возвратились в Англию в той же очередности, в какой покинули ее. Первым, намного раньше других, — Вильям Парри; он зимовал во льдах десять месяцев и застрял в проливе Принца-Регента, то есть так далеко от Франклина и Бичи, что о встрече с ними ему и думать не пришлось.

Вторым, в 1827 году, прибыл Франклин, последним — в следующем году — Бичи, привезшие в Европу новые ценнейшие географические данные о Северо-Западном проходе…

…Губернатор Вандименовой Земли сидел у окна. Жестко шелестели деревья. Ящерица, со странным оттопыренным воротником вокруг узкой головы, скользнула по подоконнику, стрельнула бусинками глаз и юркнула в комнату. Джон Франклин усмехнулся.

Звезды все так же струили бледный, играющий свет. Южные звезды. Нет, не радуют они старого моряка. Вот уже больше десяти лет не берет он секстаном высоту северных звезд, да и сам он внутренне не чувствует самого себя на «высоте» минувших лет, когда дух захватывало от леденящего ветра Полярного моря. Вот уже больше десяти лет, как вернулся он из арктических странствий…

Взгляд Франклина упал на кусок дерева, лежавший на подоконнике. Ящерица опять взобралась на окно и, растопырив короткие широкие лапки, протянув длинную узкую и большеротую головку, обнюхивала угольный рисунок кенгуру. Франклин взял кусок дерева. Трогательная и смешная кенгуру, присев, смотрела на Франклина. Мысли его вернулись к недавнему происшествию, и лицо его снова омрачилось.

Он заранее знал, что не придется ко двору всем этим бессердечным людям в ярких мундирах, с блестящими лысинами и перстнями. Они, конечно, будут кляузничать, жаловаться на него в Лондон. Что ж, пусть, он не приехал на Вандименову Землю набивать карманы…

Как и предполагал Франклин, отношения его с местной колониальной администрацией сложились отнюдь не дружественно. Сперва чиновников возмутила «нерешительность» губернатора в окончательном истреблении туземцев. Потом его решительность там, где чиновники вовсе не желали ее видеть.

Одной из доходных статей вольных поселенцев, а в первую голову, конечно, «овечьих магнатов», заседавших по совместительству в государственных колониальных учреждениях, были ссыльные. Заключенных заставляли обрабатывать земли и пасти стада вольных колонистов. Обращались с ними не многим лучше, чем с рабами, и, доводя до отчаяния, вынуждали к бегству в глубь острова, где они предавались тому же, что делали вольные, — убивали, истребляли и грабили последних туземцев.

Джон Франклин, в нарушение всех установившихся правил, лично посетил первый же пришедший при нем из Англии корабль с заключенными. Он спустился в душные и вонючие, битком набитые трюмы.

Чиновники, сопровождавшие его, со злобным недоумением наблюдали, как этот высокопоставленный заслуженный офицер ее величества королевы Виктории заботливо и участливо беседует с отпетыми людишками. Они наблюдали, как губернатор, присев на край отполированных телами нар, твердо и в то же время с доброй сострадательностью беседуют с уголовниками. Они слышали, как он, этот рехнувшийся губернатор, заверяет ссыльных, что не потерпит нечеловеческого обращения с ними.

И он, действительно, не потерпел. Он контролировал привычных к бесконтролью чиновников так, точно они служили у него корабельными ревизорами и баталерами. В довершение всего он самым бесцеремонным образом оскорбил нравственность европейцев. Судите сами…

Однажды в губернаторский дом привели испуганную дрожащую девчонку-«дикарку», на которой только и было, что ожерелье из маленьких ракушек, нанизанных на сухожилие. Девчонку поймали в лесу. Она рыдала и билась над трупами только что убитых родителей.