Полковник Арчер, английский губернатор, не забывающий каждое утро выбрить квадратный подбородок, а вечером вознести молитву господу богу, оказался бравым стратегом «черной войны». Арчер протянул линии стрелков от одного берега острова до другого; стрелки двинулись на облаву и перебили несчастных копьеносцев. Остались лишь небольшие группки их, разбросанные в пустынных горах да в диких лесах.
Когда новый, очередной губернатор принял бразды правления на Вандименовой Земле, туземцев считалось… душ двести, а колонистов больше двадцати тысяч. Но и это красноречивое соотношение не устраивало колонизаторов, и с воинственной энергией они стремились свести число туземцев к нулю.
Новый губернатор был пятидесятилетний моряк с облысевшим широким лбом и добрыми темными глазами под клочковатыми и такими же темными бровями. Резкие морщины на его обветренном лице говорили, что человек этот большую часть жизни провел под открытым небом. Он был глуховат и часто нюхал табак. Вместе с ним приехали в Хобарт его жена, очень красивая и статная, и кудрявая дочка.
Губернатора звали Джон Франклин, жену его — Джейн, дочь — Элеонора. Семейство поселилось в прекрасном доме, окруженном вечнозелеными деревьями и жестколистным кустарником.
Вскоре после прибытия в Хобарт Джон Франклин устроил праздничный ужин и пригласил офицеров, судейских чиновников, членов законодательного совета — всех должностных лиц.
Почтенное общество собралось. Офицеры блистали яркими мундирами, чиновники из богатеев-колонистов — перстнями и лысинами, женщины — улыбками и обнаженными плечами. Загремела музыка военного оркестра. Все прошли к столу. Отужинав, кружились в танце, и офицеры наперебой приглашали Джейн Франклин.
Бал был в разгаре, когда лакей подошел к губернатору и подал ему большой кусок дерева, принесенный минувшей ночью из глубины лесов, за сотни миль от Хобарта. На куске дерева углем была изображена кенгуру. Искусность и простота рисунка показывали, что он сделан рукой туземца, а свежесть угольных линий — что начертан он недавно.
Кусок дерева с изображением кенгуру произвел магическое действие. Музыка утихла, все столпились возле Франклина, и он с удивлением заметил, как преобразились физиономии его гостей. Куда девались улыбки, почтительные и любезные мины!
— Поймать их! — злобно выкрикнул кто-то из чиновников.
— Изловить черных собак! — поддержала вся компания.
Маленькая, трогательно-смешная кенгуру, начертанная каким-то туземцем в дикой лесной глуши, была здесь, в роскошном губернаторском доме, воспринята, как неприятельский вызов, как боевой клич. Кусок древесной коры показывал всем этим джентльменам и офицерам в ярких мундирах, что в далеком лесу есть еще темнокожие беззащитные люди, ускользнувшие от облав.
— Поймать! Изловить! — выкрикивали леди и джентльмены, позабыв о бальных развлечениях.
Все смотрели на губернатора, ожидая его распоряжения. Но Джон Франклин молчал. Ропот удивления и недовольства пробежал по залу. Губернатор молчит, он не приказывает немедля выступить на охоту за «черными собаками»! Это было удивительно, непривычно, непонятно.
Джон Франклин молчал, но его темные глаза глядели без гнева на живодеров, готовых убивать, убивать, убивать. Нет, в его глазах была лишь печаль человека, бессильного изменить общий ход событий, именующихся колонизацией края. Однако за его молчанием крылась и твердость человека, способного изменить частности. И старый моряк не отдал приказа об «охоте».
Кто знает, не встала ли тогда перед ним картина иного вечера? Не вспомнил ли он зимний костер в мертвом лесу и других «диких» — индейцев Акайчо, спасших его от смерти?
И у хозяина и у гостей (хотя и по разным причинам) настроение было испорчено. Бал торопливо закончился. Музыканты собирали ноты и исчезали, стараясь не шуметь стульями. Гости прощались, кланялись, жали губернатору руку, но в их взглядах читал Франклин удивление и затаенное недоброжелательство.
Дом опустел. Джейн, огорченная, но понимавшая и одобрявшая мужа, ушла переодеваться, чтобы по-домашнему, вдвоем со своим Джоном провести остаток вечера. Лакеи убирали стол.
Оставшись один, старый моряк придвинул стул к окну и достал табакерку.
В саду жестко, словно листья у них были вырезаны из жести, шелестели деревья. Над деревьями, хорошо видное в рамке высокого окна, простиралось безмятежное звездное небо. Когда-то, тридцать с небольшим лет назад, дядюшка Мэтью Флиндерс обучал мичмана «Инвестигейтора» астрономии. И он, юный Джон Франклин, с любопытством всматривался в созвездия, которые никогда нельзя было увидеть в небе его родины.