Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— В ужасающее кладбище, Капитан Темпеста, — отвечал венецианец с глубоким волнением в голосе. — Улицы завалены трупами, а на разрушенных стенах устроили страшную выставку голов тех, кто жил в городе и храбро его защищал.

— А вам-то как удалось избежать турецких сабель?

— Я уже сказал, по чистой случайности, просто чудом. Когда все было кончено и янычары ворвались на бастионы, которые уже никто не защищал, я побежал за теми немногими уцелевшими, кто бился за ротонду бастиона Сан-Марко. Я бежал как сумасшедший, не зная, где смогу найти убежище, и уже считал, что погиб, как вдруг из развалин дома послышался голос:

— Эй, парень, сюда!

Сквозь засыпанную мусором и камнями оконную решетку я разглядел двоих людей, отчаянно махавших мне руками. Это было спасение. Они отодвинули засовы и впустили меня, вернее, втащили, потому что от ран и усталости я уже не стоял на ногах.

— А кто были эти благородные люди? — спросила герцогиня.

— Двое моряков венецианского флота, они сюда прибыли вместе с подкреплением под командованием Мартиненго: старший помощник капитана и марсовой.

— Где они теперь?

— Прячутся в темном погребе. Закрылись на засовы и привалили ко входу несколько камней, чтобы турки его не нашли.

— А как вы узнали, что я здесь? — спросила герцогиня.

— Это я ему сказал, — отозвался Эль-Кадур.

— А я в суматохе боя совсем забыл номер каземата.

— Почему же эти двое моряков не пришли вместе с вами?

— Они не решились, капитан. И потом, они боялись, что это убежище уже заняли янычары Мустафы.

— До погреба далеко?

— Шагов триста.

— Эти люди могли бы нам очень пригодиться, синьор Перпиньяно.

— Я тоже так думаю, герцогиня, — ответил венецианец, наверное впервые поименовав ее настоящим титулом знатной дамы.

Девушка несколько секунд помолчала, словно что-то обдумывая, потом, обернувшись к арабу, который все время неподвижно стоял рядом, резко спросила:

— Ты все-таки решился?

— Да, госпожа, — отвечал сын пустыни. — Только этот человек может нам помочь.

— А если ты ошибаешься?

— Дамасский Лев сюда не явится, синьора. У Эль-Кадура есть пистолет и ятаган, и он умеет с ними обращаться лучше, чем янычары Мустафы.

Герцогиня обернулась к венецианцу, который застыл от удивления и никак не мог сообразить, при чем тут турок, которого выбили из седла перед стенами Фамагусты.

— Вы полагаете, синьор Перпиньяно, побег возможен и турки его не заметят?

— Нет, синьора, — отвечал лейтенант. — Город наводнен янычарами, все еще жаждущими христианской крови, а за стенами не меньше пятидесяти тысяч азиатов стоят на страже и следят, чтобы никто не вышел из города.

— Ступай, Эль-Кадур, — сказала герцогиня. — Наша последняя надежда в руках Дамасского Льва.

Араб загасил фитиль пистолета, удостоверился, что ятаган легко скользит в кожаных ножнах, украшенных серебряными пластинками, одним движением нахлобучил капюшон с кистями по краям и закутался в свой широкий шерстяной плащ.

— Повинуюсь, госпожа.

Он пошел к лазу, опустив голову и спрятав лицо под капюшоном, но вдруг резко обернулся, горящими глазами пристально посмотрел на герцогиню и сказал с глубокой грустью:

— Если я не вернусь и моя голова останется в руках турок, я желаю тебе, синьора, отыскать виконта ЛʼЮссьера и вернуть себе утраченное счастье.

Последние слова заглушило рыдание.

Герцогиня дʼЭболи села и протянула арабу руку.

Дикий сын пустыни подошел к импровизированному ложу, встал на колено и запечатлел на белой руке девушки долгий поцелуй. Ей показалось, к ее коже приложили раскаленное железо.

— Иди, мой добрый Эль-Кадур, — со вздохом произнесла она.

Араб рывком встал, глаза его горели.

— Или Дамасский Лев тебя спасет, или я его убью, — решительно заявил он.

Быстро отодвинув камень у входа, он выскользнул в щель, как дикий зверь из норы. Герцогиня грустно прошептала:

— Бедный Эль-Кадур! Какая верность и какая мука живут в твоем сердце!

Араб быстро сбежал вниз по огромной куче мусора и обломков, покрывшей основание башни, и пошел на свет костров импровизированного лагеря, который турки разбили в центре города.

Улицы Фамагусты погрузились во тьму. Теперь турки были уверены в своей безопасности: ведь они перебили не только гарнизон, но и всех жителей, способных держать в руках оружие.

Глаза Эль-Кадура без труда различали в темноте горы непогребенных трупов, которых с жадностью пожирали стаи собак, изголодавшихся за долгие месяцы осады.

Несколько раз Эль-Кадуру удалось отбиться от атак одичавших псов, которые были словно бешеные, причем некоторые нападали так свирепо, что пришлось пустить в ход ятаган. Он быстро добрался до широкой площади перед церковью Святого Марка, точной копией знаменитого венецианского собора, только поскромнее и поменьше.

Возле костров расположились биваком человек сто вооруженных до зубов янычар. Они курили, болтали, а по углам площади и перед домами, чудом уцелевшими после шквального огня мусульманской артиллерии, стояли часовые.

На ступенях церкви сидел албанец. Заметив араба, он наставил на него мушкет с зажженным фитилем и спросил:

— Ты кто и куда идешь?