Кандидат на выбраковку

– Как обычно. Только усталость. А в чем дело? У меня температура все время такая.

– Какая – «такая»? Сорок один и четыре десятых? Ты что? – она смотрела на меня, как на сумасшедшего.

– Чего??? Покажи термометр!

Я проследил глазами путь ртутного столбика. Как и говорила медсестра, градусник показывал 41,4^о С. Я прислушался к себе, пытаясь понять, что со мной не так. Все было нормально, кроме вялой усталости и тяжести в голове. Медсестра ушла, встревоженная, но через пару минут вернулась уже не одна. Фарит Джафарович послушал мою грудь и тоже ушел. На меня вдруг навалилась полнейшая апатия. Хотелось закрыть глаза, ничего не делать и ни о чем не думать. Так я и поступил.

Постепенно вокруг меня поднялась какая-то непонятная возня. Суетились медсестры, с озабоченным лицом приходил и уходил лечащий врач, прибежал и убежал заведующий отделением. Появились какие-то новые лица. Они точно были не из нашего отделения. И все почему-то спрашивали, есть ли у меня кашель и насколько он сильный. И всем я терпеливо отвечал, что кашля у меня нет.

Наконец, к вечеру того же дня я узнал: у меня – пневмония – то самое воспаление легких, о котором когда-то врачи предупреждали мою маму. После чего мама, искупав меня в ванной, стала зимой регулярно укладывать меня перед открытой форточкой. Но в то время я даже насморка не заработал. А здесь, в больничной палате, пневмония меня и настигла.

О воспалении легких мне сообщил кто-то из «не наших» врачей, приглашенных для консультации. Это был специалист из пульмонологического отделения. Я понял, наконец, причину скорби, проступавшей на круживших надо мной лицах. Врачи понимали, что я обречен. В течение нескольких дней вокруг меня не прекращалась суета. Появлялись новые незнакомцы. С первого же дня меня начали лечить, кололи уколы, по вечерам обклеивали горчичниками, заставляли глотать таблетки пригоршнями. Я, наконец-то, почувствовал себя больным. В течение пяти месяцев я этого не чувствовал, а вот теперь я – больной. Причем – очень больной.

На второй день я, наконец, поверил, что у меня воспаление легких – начался сильный кашель. Хрипы в легких можно было слушать без стетоскопа. Все это время не удавалось сбить температуру, и это очень беспокоило врачей. Теперь мне измеряли ее каждые два часа, но самым «низким» моим достижением оказалось «тридцать девять и пять».

На второй день, сразу за открывшимся кашлем, начались переломы ребер. Кашлять становилось все тяжелее, но откашливаться было необходимо. Я лежал без движения. Застойные явления в легких и без пневмонии были моей проблемой.

На третьи сутки я уже не мог уснуть от душившего меня кашля, появилась проблема с дыханием. Всю ночь я пытался откашляться и при этом старался кашлять как можно тише из-за невыносимой боли в боках. Рентген показал, что сломано три ребра. А кашель становился все сильнее. Мои соседи стали жаловаться, что я не даю им спать.

Четвертое утро моей болезни началось с раннего прихода медсестры, которая пришла делать укол. Антибиотики мне кололи шесть раз в день, и для меня это вылилось еще в одну, серьезную проблему – на моем теле не осталось мест, пригодных для уколов. Первые уколы сделались в мышцу руки, но уже четвертый в это место сделать было невозможно – образовались мозолистые шишки. Оставались бедра. И на этом список заканчивался. Переворачиваться ни на бок, ни, тем более, на живот я не мог.

Сделав укол, медсестра посмотрела на меня. В этот момент, силясь преодолеть очередной приступ кашля, я начал задыхаться. Пытаясь вдохнуть глубоко, я почувствовал, как где-то в районе левой лопатки несколько огромных игл вонзились в мое тело. Вдохнуть не получалось, и последнее, что я запомнил, – это округлившиеся от страха глаза медсестры. Я покинул палат у, растворившись в темной, ласковой, непонятно откуда взявшейся воде.

Все еще жив

Белый свет… белый цвет… белая стена… Нет. Стоп. Это потолок. Потолок? Да. Потолок. И от него вниз спускаются стены. Стены это привычно. Стены это знакомо. Стены окружали меня всю жизнь. Последний раз я лежал в больнице, тоже в окружении стен… А где я сейчас? Тоже в стенах, похожих на больничные, однако, помещение как-то уменьшилось в размерах. Появились холодильник и расположенный сразу за ним умывальник с небольшим зеркалом. Других кроватей, кроме моей, не наблюдалось. Я лежал один. Рядом стояли тумбочка и стул.

В палату вошла медсестра. Лицо ее до глаз было скрыто марлевой маской. В ортопедии я таких глаз не видел. Это была не «наша» медсестра.

– Очнулся? Ну, здравствуй! – она говорила медленно, и ее красивый грудной голос, немного приглушенный повязкой, показался мне неземным.

– А где я? Что со мной?

Если это «мир иной» и он ничем не отличается от того, который я покинул, то извините…