Хотя отчасти мое решение начать курить оказалось вынужденным. Дело в том, что по больничным правилам в палатах курить было запрещено. Только вот, правила – это одно, а жизнь – другое. В палате, которая называлась «послеоперационной» и где я тогда лежал, из пяти обитателей четверо курили. Трое перенесли операции на позвоночниках и теперь должны были вылежать, как минимум, месяц не вставая. Выходить они не могли, а бросить курить не хотели. Так и дымили в палате. Курили даже днем, особо не скрываясь. А по вечерам к ним присоединялся четвертый. При этом все курильщики очень боялись сквозняков, и окна из-за этого не открывались. Я, единственный, но очень недолго, оставался среди них некурящим.
Продержался только неделю. Уже на второй день у меня начались страшные головные боли. Медсестры, у которых я просил таблетки, стали от меня шарахаться, потому что таблетки я просил каждые четыре часа. Наконец, справедливо решив, что никотином все равно дышу, я попросил нашего ходячего купить мне пачку сигарет. Он мне не отказал, и я начал вносить посильный вклад в увеличение концентрации табачного дыма в отдельно взятой палате, но главное – в дело разрушения собственного здоровья. Как ни странно, после этого я совсем забыл о головной боли.
Прошло пять месяцев, я все лежал, и ничего не менялось. Профессор Демичев на обходе подходил ко мне, брал снимки, показывал студентам, как сильно деформированы мои руки-ноги, и на этом все заканчивалось. Со мной он больше не разговаривал.
В один из дней к нам в палату зашли медсестра и два студента с каталкой, которая является в больнице основным транспортным средством для перемещения больного на процедуры, предписанные врачом, и операции. Но в этот раз из нашей палаты забирать на операцию было некого.
Обычно вечером, который предшествовал дню операции, медсестра «готовила» пациента. Подготовка заключалась в обязательном выбривании мест предстоящих разрезов, а также в двух очистительных клизмах. Я точно знал, что в нашей палате никого таким процедурам не подвергали. Неожиданно каталку остановили рядом с моей кроватью.
– Вы Антон Борисов? – один из студентов, стоящий в «голове» каталки, уже тянул ко мне свои руки. Видимо, он не знал, как со мной обращаться, потому что уже готов был подхватить меня под плечи. В задачу второго, как я понимал, входил подхват меня под ноги. Ребята оказались неимоверно шустрыми. Я даже не успел рта раскрыть, как почувствовал, что мое, уже почти поднятое в воздух, плечо хрустнуло. Перелом.
– Ай-ай! Вы что, ненормальные?
Было очень больно. Обычно этой боли, кроме меня, никто не замечал. Но сейчас я заработал прелом в придачу к тому, что у меня уже был до прихода этих «налетчиков». И теперь мне грозило, как минимум, еще три или четыре перелома. Этого для одного маленького меня было слишком. Я решил показать, что мне больно.
– Нам нужно переложить тебя на каталку, – заговорила медсестра. Ее голос, а также мой вскрик приостановили чрезмерную активность начинающих костоправов.
– Я сам передвинусь. Не нужно меня трогать.
Боль в только что сломанном плече очень затрудняла движения, но лучше было перебраться на каталку самому, пока я еще в состоянии был это делать, при двух, пока, переломах. Опираясь попеременно то головой, то задней частью, на которой заканчивается позвоночник, я начал медленно переползать на каталку. Особенно трудно было передвигаться по мягкому матрацу кровати. Голова все время проваливалась. Для того чтобы передвинуться на мизерное расстояние, приходилось затрачивать очень много усилий. Но твердой поверхности каталки я все же достиг. Спустя еще минуту состоялся финиш.
– Куда вы меня везете?
Никто меня ни о чем не предупреждал, никаких процедур не назначали. О том, что меня везут в операционную, даже мысли не возникло. Без предварительной подготовки туда не возят.
– Нам сказали, тебя не расстраивать, – очень тихо произнесла медсестра.
– И что, ты не можешь мне сказать, куда? – такая секретность была по меньшей мере странной. Пройдет несколько минут, и я все равно узнаю.
– Понимаю! – я уставился на медсестру и очень серьезно добавил. – Вы меня похищаете. Это круто! Тогда надо завязать мне глаза!