Кандидат на выбраковку

Я часто задавался вопросом, почему профессор Демичев отказался меня оперировать, ведь в случае гибели пациента на операционном столе ему ничего не грозило: все было согласовано со мной, и, умерев, я не собирался предъявлять никаких претензий профессору... И вот к какому выводу пришел: профессор боялся. Боялся за свой авторитет. Профессор должен был одерживать победы и сочинять блестящие хирургические этюды. Смерть пациента от его рук – это пятно на репутации. Зачем портить свою профессиональную биографию смертью какого-то человекообразного существа, которое даже после успешной операции не прибавит профессору славы?

Зря тогда профессор струсил. Сейчас бы я его не упрекал.

Маленький переполох

На следующее после солирования в «академическом театре» утро я проснулся оттого, что медсестра сунула мне подмышку термометр.

Эта рядовая процедура была одинакова во всех лечебных учреждениях, где мне довелось находиться. За много лет я настолько к ней привык, что, когда очутился дома каждое утро, проснувшись, ждал, что кто-нибудь подойдет, чтобы измерить мне температуру. Не дождавшись градусника, соображал, что дома никто этого делать не будет, вновь закрывал глаза и проваливался в сон. На некоторое время я отвык от этого ежедневного ритуала, но, вновь очутившись в больнице, в первое же утро привычно поднял руку, когда почувствовал, что медсестра стоит рядом. Кажется, такое поведение называется рефлекторным. Надо признаться, что мои рефлексы в то время разнообразием не отличались.

Если тот, кому должны были измерять температуру, уже бодрствовал и при этом не находился под особым наблюдением, то медсестра довольствовалась ответом на вопрос, «есть у тебя температура?». После отрицательного отклика она направлялась к следующему. Термометров на всех не хватало, и, предполагалось, что больной всегда в состоянии оценить, есть у него температура или нет.

Очень часто, если я просыпался еще до прихода медсестры, этим отрицательным ответом для меня все и ограничивалось. В то утро я чувствовал жуткую усталость, оставшуюся от предыдущего, кошмарного для меня дня. Поэтому привычно и очень осторожно начал двигать больной рукой, сломавшейся, когда меня тащили на шоу профессора Демичева. Немного отведя руку и почувствовав термометр в нужном месте, я несильно прижал его и снова отключился.

– Антон?

Я открыл глаза, не понимая, зачем медсестре понадобилось меня будить. Фаина, симпатичная черноволосая казашка, стояла рядом, пристально вглядываясь в градусник. В глазах ее сквозило то ли удивление, то ли непонимание.

– Давай еще раз померяй. Градусник, кажется, неисправен.

Она встряхнула термометр и опять сунула мне подмышку. Я закрыл глаза. Голова была какая-то чугунная, и непонятная усталость. Я ненадолго отключился. Мне показалось, прошла всего секунда, и снова раздался голос медсестры.

– Градусник неисправен, теперь уже точно. Померяй еще раз!

Фая всунула мне другой термометр. Закрыв глаза, я подумал о том, что с этими приборами все время происходит что-то. Еще я подумал о том, что, возможно, раньше они никогда не обращали внимания на мою температуру.

Уже давно и совершенно неожиданно для себя я обнаружил, что обычно температура у меня пониженная – 35,6^оC, то есть, на градус ниже, чем «нормальная» температура у среднестатистического жителя планеты. И окончательного вывода еще не сделал. То ли это моя «естественная» температура, то ли слабость организма тому причиной, то ли я не могу хорошо нагреть термометр, потому что, опасаясь переломов, недостаточно сильно прижимаю его. Я подумал, что медсестра именно на это обратила внимание, поэтому заставляет меня измерять температуру уже третий раз. Мне стало смешно. Я так и лежал с закрытыми глазами. Непонятно почему, но открывать их не хотелось.

– Что с тобой, Антон?

У Фаи было очень милое, улыбчивое лицо. Сейчас на нем отражался неподдельный испуг.

– Со мной все в порядке. Что, температура ненормальная?

– Ненормальная... Может, еще раз померишь? Ты хорошо, крепче держи термометр!

Фая долго выбирала из пучка градусников, торчащих из стакана, до половины заполненного прозрачной жидкостью.

– Я подожду…

Она как-то устало облокотилась на тумбочку рядом с моей кроватью.

– Что, не выспалась? – я знал, что вопрос ее смутит.

Медсестрам было запрещено спать на работе, и все же, если ночь выдавалась спокойная, никого не привозили на «скорой помощи», если не было срочных операций, они спали. Но старательно пытались это скрывать. Однако разве что-то может укрыться от наблюдательных пациентов? Из-за скуки больничной жизни они начинают замечать абсолютно все. И даже то, чего не было.

Мои соседи продолжали спать. Обычно на измерение температуры полагалось пять минут. Но кто-то мне сказал, что если температура у человека повышена, то градусник покажет это почти мгновенно. Медсестра, видимо зная это, вынула градусник, посмотрела на него, потом на меня.

– Я ничего не понимаю. Как ты себя чувствуешь? – она спрашивала, а сама продолжала внимательно меня рассматривать.