Кандидат на выбраковку

Опять моя жизнь была не нужна никому, даже медицинской науке. Если бы операция закончилась моей смертью, мой труп могли бы поместить с сосуд с формалином и таким образом расширять кругозор юных эскулапов в области патологий. Такая демонстрация была бы психологически наименее травматичной как для меня, так и для студентов. Для меня – понятно почему, а студенты, слушая лектора, не задавались бы отвлекающими вопросами типа «он еще живой? соображает? а какие у него половые органы? а как он…». Они бы просто смотрели на мой труп и знали, что бывают и такие болезни. Бред, но даже в качестве экспоната для научной кунсткамеры я был никому не нужен. Приехали…

После этого открытия я впал в депрессию. Мое желание жить исчезло абсолютно. Я еще не знал, что и как буду делать. Понимал лишь, что в ситуации, когда отказывают руки, когда никто не хочет мне помочь, нет смысла цепляться за жизнь. Зачем? Я почти подошел к рубежу, за которым маячила абсолютная беспомощность. Как раз в то время моя левая рука перестала отрываться от поверхности кровати. Я уже не мог поднять ее, не сломав при этом. Но даже в таком состоянии я продолжал делать этой рукой все необходимое, чтобы обслуживать себя. Пережить врачебный саботаж я еще мог, но вот отказ собственных рук работать был моим приговором.

Пальцы левой руки двигались, – это и выручало. Я двигал рукой с их помощью – «шагая» пальцами по поверхности и цепляясь за саму поверхность. Это было похоже на развлечение, как будто пытаешься пальцами руки изобразить идущего человека, и, передвигая ноги-пальцы, перемещаешь-подтягиваешь туловище-руку.

Ел я тоже пока самостоятельно, но с каждым днем это давалось все труднее. Лежа на спине, чуть припав на правый бок, я ставил тарелку справа. Не поднимая левой руки, просто «пришагав» ее на грудь, не двигая всей рукой, только неподвижно держа ее на груди, я брал ложку тремя пальцами – мизинцем, безымянным и большим. Мизинцем и безымянным нажимал на ложку, опорой для которой служил большой палец. Нажимая, поднимал ложку с едой и, двигая только кистью руки, подносил ее ко рту. Таким образом я себя и кормил. Опускалась ложка, подчиняясь закону сэра Ньютона. При этом изобретенном мной и только для меня методе поглощения пищи, я не затрачивал много усилий. А главное, я мог не двигать всей рукой. К тому времени она ломалась уже совсем немотивированно.

Этот метод я вынужденно изобрел, когда однажды, начиная есть, смог сделать только одно движение. Пробуя сделать второе, получил перелом. В тот обед я так и не смог съесть больше одной ложки. Зато на ужине уже бойко подносил ее ко рту, работая только пальцами. Я ел сам, и это было очень важно.

Я знал, пока могу самостоятельно есть, чистить зубы и выполнять другой минимум гигиенических процедур, буду крепко держаться за жизнь. Но с каждым днем мне становилось все труднее. Я чувствовал: вот-вот наступит момент, когда проснусь и не смогу ничего для себя сделать. Ну, абсолютно ничего. Даже добровольно уйти из жизни. Этого допустить было нельзя. Я начал готовить «запасной выход». Первым делом попросил у лечащего врача назначить мне какое-нибудь снотворное, сказав, что у меня серьезные проблемы со сном. В то время я действительно очень плохо спал.

Я лежал у двери. По ночам свет в коридоре не выключался. Дверь на ночь оставалась открытой. Такими были негласные больничные правила. Это делалось на тот случай, если кому-то ночью могла понадобиться медсестра. Тогда он мог ее позвать в открытую дверь. Естественно, для этого приходилось кричать, беспокоить соседей. Куда разумней было бы установить в каждой палате кнопки вызова. Но этого почему-то не делали.

Моя кровать освещалось настолько, что без особого труда ночью можно было читать. Что я и делал теперь очень часто. Книга всегда лежала рядом со мной на кровати, поэтому мне не нужен был никто, чтобы дотянуться до нее. Проходящие по коридору дежурный врач или медсестра, безусловно, видели мои бдения. Моему врачу это служило еще одним подтверждением, что сон у меня разладился. Теперь каждый вечер, перед отбоем, медсестра приносила мне таблетку снотворного.

Я перестал читать по ночам, но дело было не в снотворном. Таблетки я не пил, а собирал. Для этой цели использовал небольшой стеклянный пузырек, в котором теперь и копились так нужные мне желтые кругляши. Мне необходимо было собрать штук двадцать, чтобы я мог успешно осуществить задуманное. Это стало моей основной задачей. Никто не должен был мне помешать, ни у кого не должно возникнуть подозрений, и я старательно делал вид, что безмятежно сплю, приняв на ночь снотворное.

Не от большого ума, но тогда же я опять начал курить. Курить серьезно, не так, как делал раньше, пытаясь убедить бабушку Елену Антоновну отказаться от убийственной привычки. Просто я, так же как и врачи, решил принять участие в саботировании моей жизни.