– Нельзя плодить гниль… – шепотом повторял он. – Нельзя плодить гниль.
Протяжный женский крик вырвал Профессора из сна. Ему показалось, что он слышал свою мать. Мещерский разлепил глаза и долго не мог понять, где находится. Тело ломило, руки затекли, во рту пересохло. Он осмотрелся, насколько хватало обзора, увидел, что в помещении никого нет. Он попытался освободить руки, но узлы держали крепко. Мещерский с силой дернул спинку кровати и продолжал, пока не вырвал с корнем. Но освободить руки ему это не помогло. Он попытался встать – острая боль пронзила ноги. Он замычал, сдерживая крик.
Профессор пополз к выходу. Дверь распахнулась. На лице Степана не было ни злости, ни удивления, он слишком устал. Поскорее бы закончить. Степан вынул из кармана перочинный нож. Мещерский похолодел. По глазам отца он понял, что тот пребывал в состоянии глубокой дереализации, – это значит, что его поведение невозможно предугадать.
Степан приблизил лезвие ножа к лицу, Мещерский зажмурился. К его удивлению, жизнь не пронеслась перед глазами. Вместо этого он ощутил пустоту.
Профессор почувствовал, как дернулись его руки. Степан схватил узел на запястьях сына, поволок его на улицу. Мещерский мычал и извивался, но отец без особых усилий выволок сына к утесу. «Нельзя плодить гниль».
Степан поставил Мещерского на колени у края обрыва, сорвал кляп.
Мещерский зажмурился и захрипел:
– Не могу так больше! Давай заканчивай!
Мещерский ждал развязки, его била дрожь. Но ничего не происходило. Он открыл глаза. Степан стоял перед ним на коленях. Мещерский всмотрелся в жалкое, искривленное болью лицо отца.
– Я так устал, сын, – тихо простонал Степан. – Устал… Мир уберечь хотел от таких, как мы… Ты людей к смерти привел… Прав был отец, прав!
Степан погладил сына по щеке.
– Говорил им, нельзя от меня рожать. Не слушали, не хотели грех на душу брать. А мне исправлять пришлось. Такой страх, Виктор… Никто, кроме меня, не знает, что это такое – знать, что твои дети жить не должны!
Мещерский покосился на нож в руке Степана:
– Я знаю. Знаю…
– По-другому нельзя… Или можно?
Мещерский не нашел что ответить. Степан отвернулся, пряча слабость. В таком состоянии Профессор его еще не видел. Бредовая идея треснула, надломилась. Нужно было действовать незамедлительно. Мещерский приподнялся, сдерживая боль.
– В подвале выжила девушка. Я должен ей помочь.
Степан старался не смотреть на сына.
Мещерский счел это действие попыткой отстроиться, осторожно коснулся его плеча:
– Ты прав, я гнилой. Мы оба нездоровы. Я всегда боялся стать тобой. Всю жизнь на это потратил! Нам не спастись, ты прав. А ее спасти еще можно…
– Уходи, – тихо сказал Степан, не глядя на сына, и перерезал веревки. – Уходи, ну! Сейчас же! – махнул он рукой, прогоняя Профессора.
Не веря в происходящее, Профессор наконец поднялся. Боль в ногах стала вдруг почти незаметной, и он побрел к дороге так быстро, как только мог.
Степан сел на край обрыва, вынул из кармана музыкальную шкатулку, прокрутил ручку, но мелодии не последовало.
– Гнилое семя! Нам нельзя здесь… Нельзя!
Он сжал шкатулку, и механизм издал жалобный скрежет.
Мещерский увидел приближающуюся фигуру. Ускорил шаг. Степан догнал, повалил на землю. Профессор боролся из последних сил. Каким-то чудом ему удалось схватить руку отца, сжимающую нож, и оказаться сверху. Свободной рукой он схватил лежащий рядом камень, ударил его по голове. Кровь хлестнула из раны, залила Степану глаза. Мещерский замахнулся, чтобы нанести последний удар, но на долю секунды замешкался.
Ему казалось, что убийство отца только докажет его правоту. Мысль о том, что он унаследует страшную сущность, пугала Профессора с пятнадцати лет, когда он узнал от матери правду.
Эта секунда промедления все решила. Степан вырвал руку и изо всех сил ударил его в челюсть рукояткой ножа.
Профессор потерял сознание. Степан приволок сына к яме. Ржавую бочку опрокинул на бок и затолкал туда тело сына. На секунду, глядя на беспомощного Мещерского, почувствовал жалость. Он зарычал, закрыл бочку, с силой толкнул ее к яме.
От сильного удара к Профессору вернулось сознание.
– Что ты делаешь?! – Мещерский бился о стены бочки. Стучали о ржавое железо комья падающей земли. – Прекрати! Пожалуйста! – кричал Профессор.
Степан засыпал яму, стараясь не слушать мольбы сына. Он не смог убить сына сам, земля сделает это за него. Закончив, присыпал могилу мусором.
Степан достал из кармана музыкальную шкатулку и бросил сверху. Он похоронил сына и то, что никогда ему не принадлежало.
Антон вел машину по темной трассе вдоль Куршского залива.
Тома просматривала в ноутбуке страницу с фотографиями маяков. Наконец найдя нужный, внесла адрес в навигатор.
Антон резко затормозил у обочины:
– Выходи, отсюда такси закажешь. Тебе я рисковать не позволю, и так из-за меня попадет опять.