– Не волнуйся, Лень, – нежно щебетала она, – витамины я выпила. Сейчас мужика опросим, и я сразу домой! Лучший муж на свете!
Тома чмокнула мужа через динамик и отключилась. Антон не удержался, хмыкнул.
– Что?
– Ничего.
Антон проверил пистолет и убрал в кобуру.
– В машине посиди, – наказал он и вышел, не дожидаясь ее ответа. На то, что Тома послушается, надежды было мало. Тома в ту же секунду вышла следом.
– Тома, не беси, – процедил Антон, стараясь не привлекать внимания, – сядь в машину. Если не вернусь через пятнадцать минут, звони в СК.
– Ага, сейчас.
Тома направилась к дому каннибала, Антон поспешил за ней.
– Меня Леня твой на бусы разберет, если с тобой что-нибудь случится!
– Тогда постарайся, чтобы со мной ничего не случилось, потому что одного я тебя к Прокофьеву не пущу, не надейся…
– Стой!
Тома замерла.
Антон быстро вернулся к машине, достал из багажника потасканный бронежилет и надел на Тому. Из-за большого живота, жилет сел плохо, оставил незащищенные зоны на боках.
Когда они подошли к дому, Антон жестом приказал Томе спрятаться за ржавым трактором, осторожно открыл калитку, осмотрелся. В саду никого не было. Прошел к дому, заглянул в окно. В комнате показался силуэт мужчины.
Несмотря на указания Антона, Тома уже стояла за его спиной. Но было не до споров. Антон достал пистолет, тихо открыл дверь и вошел внутрь: в прихожей старая советская мебель, а на стене иконы и вязанка чеснока в старом чулке.
Из комнаты доносился звук работающего телевизора и методичный стук. Антон заглянул внутрь и увидел мужчину, разделывающего тесаком мясо на столе. Тихо подошел, но старая половица предательски скрипнула. Мужчина услышал, повернул голову.
– Замер! Руки за голову, медленно!
Мужчина отложил тесак и поднял руки.
– Повернись, без резких движений! – приказала Тома.
Он медленно повернулся, держа руки за головой. Перед ними стоял лопоухий мужчина сорока пяти лет с бородой и уставшими глазами.
Степан в это время был уже далеко. «Девятка» остановилась на краю обрыва у старого заброшенного маяка. Он вышел из машины и посмотрел на бьющиеся о берег волны. Морской ветер сбивал с ног, но солнце приятно обжигало лицо. Степан с упоением втянул холодный воздух, довольно оскалился.
Туристы сюда добирались нечасто из-за труднодоступности. Степан узнал о нем от матери Профессора: Галя хорошо знала историю этих мест. Маяк был их укрытием, символом, свидетелем любви.
Степан подошел к тяжелой амбарной двери, открыл проржавевший замок своим ключом.
Внутри было пыльно и темно. На первом этаже он разглядел старую кровать без матраса и печь. Наверх вела винтовая лестница. Степан обошел небольшую комнату, внимательно осмотрел стены. Вот он, этот камень. Степан вынул кирпич, за ним открылась маленькая ниша, вынул музыкальную шкатулку. Сдул с нее пыль, повернул ручку и мягко улыбнулся. Помещение наполнилось тихой приятной музыкой. Из-за старости мелодия фальшивила, но Степана это не смутило.
Он вынул из кармана пожелтевшую фотографию. На снимке молодой Степан обнимал юную Галю на фоне маяка.
– Чего улыбаешься? – нежно обратился он к девушке с фотографии. – Думаешь, не смогу?
Мелодия шкатулки вдруг оборвалась; по щеке Степана текла слеза.
В алюминиевой кастрюле кипела вода с большими кусками мяса на кости. Антон и Тома сидели за круглым столом, застеленным скатертью, хозяин дома радушно хлопотал. Расставил перед гостями глубокие миски и налил в кружки липкий кисель.
Они быстро выяснили, что перед ними не тот, кого они ищут, и хотели быстро ретироваться. Но Прокофьев не позволил. Он ужасно обрадовался гостям, знакомым с Мещерским.
Тома понимала, что отсидевший за каннибализм Прокофьев вряд ли станет кормить гостей из Следственного комитета человечиной, но кипящее в кастрюле мясо вызвало у нее приступ тошноты.
Гостеприимный хозяин суетился, параллельно рассказывая свою историю, время от времени заикаясь.
– С Виктором Анатольевичем мы последний раз в две тысячи восьмом виделись, на мой суд приходил. Человек с большой буквы. Храни его Господь…
Прокофьев поставил на стол кастрюлю, в мутном бульоне дрейфовали куски мяса и луковица.
– Мне его ненавидеть не за что, только благодарить.
– Благодарить? – спросила Тома. – Он же вас на зону отправил. Чего же тут хорошего?
– Это с какой стороны посмотреть…
Прокофьев зачерпнул бульон большим половником и разлил по мискам.
– Я тогда в Якутии работал, лес валил. Мы втроем с мужиками остались на пересменку. Решили охотой подкалымить, пошли в тундру. Пурга тропу занесла, ну и заблудились. Сорок шесть дней ходили. Ни оленя, ни песца, ни совы. Потом морозы пришли. Нам тогда уже совсем хана была. Юрка Батрак, друг мой, Царствие ему Небесное, в капкан попал. Ногу в лоскуты…
Прокофьева прервал приступ тика.