Мещерский услышал, как хлопнула входная дверь. Стянул плечом повязку. Попытался ослабить узел на запястьях, не вышло. Ощупал стул – торчащая шляпка гвоздя под сиденьем.
Мещерский ухватился за гвоздь и начал его расшатывать, миллиметр за миллиметром. Металл врезался под ногти.
Кажется, за этим занятием он провел целую вечность. Мещерский стер пальцы в кровь, и гвоздь наконец вышел. Профессор начал царапать острым концом гвоздя веревку, ему удалось сделать небольшой надрыв. Изо всех сил потянул руки в стороны и порвал веревку.
Прислушался: в доме ни звука. Мещерский выпил таблетку. Освободил ноги и направился к люку. Наверху хлопнула входная дверь. Профессор спрятался за лестницу, сжав гвоздь в кулаке. Если напасть со спины и воткнуть гвоздь в шею…
Однако, судя по звукам, похититель занимался своими делами.
Профессор восстановил дыхание и осмотрел помещение. Прогнившая доска в стене, примыкающая к земляному полу, отошла. Мещерский подошел, потянул на себя доску. Гнилое дерево легко поддалось.
Участники эксперимента собрались в гостиной. Андрей ходил по комнате, вглядываясь в фотографию человека рядом с Профессором.
– Это Виталий Кирсанов, – наконец произнес Андрей, – бывший чиновник. Тринадцать лет назад я делал про него расследование. Был большой скандал.
– Я, кажется, его тоже знаю, – отозвался Рома.
– Откуда?
Рома взял фотографию, внимательно посмотрел на мужчину:
– Да, это он. Меня, типа, менты опрашивали.
– «Типа»?
– Как свидетеля.
Татьяна взяла у Ромы снимок:
– И я его помню. Его арестовали, а я митинги собирала у суда и прокуратуры.
Андрей следил за участниками, изучая их реакции.
– Впервые его вижу, – сказал Платон и отдал снимок Нурлану.
Тот покачал головой и передал фото взволнованному Сергею Аркадьевичу. Старик затянулся ингалятором, силясь что-то вспомнить.
– Кирсанов, Кирсанов… – бормотал он. – Я вспомнил. Я выносил ему приговор. Срок был внушительный. Кажется, пожизненное, если память меня не подводит…
– Объяснит кто-нибудь, что он натворил? – не выдержал Платон.
– Он убил своего сына и насиловал детдомовских детей. Десятки детей, – заявил Андрей.
Из динамиков зазвучала мелодия. Тонкие струйки магнитного грифельного песка начали просачиваться сквозь сетку динамиков. Мелодия исказилась, потеряв гармонию, захрипела.
Катя держала в руках фотографию, опустив голову.
Татьяна с трудом поднялась на ноги. Она наблюдала за Катей, не сказавшей ни слова за все время.
– Ты чего молчишь?
Катя не ответила. Татьяна двинулась на Катю.
– Кто тебе этот Кирсанов? Почему мы здесь оказались? Отвечай!
Катя заплакала.
Андрей взял Татьяну за плечо.
Мелодия скрипела, звук падающего на пол магнитного песка усиливался. Татьяна схватила табуретку и бросила в динамик.
Музыка затихла.
Нурлан подошел к Кате и взял ее за руки:
– Ты его знаешь?
Катя подняла испуганный взгляд. Она с трудом выдавила из себя слова, давясь слезами:
– Вы мне не поверите. Я не знаю, почему вы здесь, не знаю!
– Не бойся, – попытался успокоить ее Нурлан. – Ты знаешь этого человека?
– Это мой отец, – прошептала она.
Катя лежала в палате городской больницы, куда ее привез Мещерский. Медсестра вводила в капельницу лекарство, Профессор сел рядом с кроватью. Поверх его элегантного костюма был накинут медицинский халат.
Катя застонала, медсестра поспешила успокоить Мещерского.
– С ней все будет в порядке, вы приехали вовремя.
Прошло несколько часов, когда Катя открыла глаза. Картинка плыла, ее тошнило.
– Где я? – проскрипела она. Звук словно засох в горле.
Профессор присел на краешек кровати:
– В больнице. Как ты себя чувствуешь?
– Что случилось?
– Ты выпила много таблеток.
Катя напрягла память, силясь восстановить цепь событий:
– Да, помню.
– Ты это сделала, потому что у него вчера был день рождения. Надо было тебе позвонить. Прости меня.
По щекам Кати текли слезы:
– Я так устала… Не могу больше. Не могу!
– Понимаю.
Он и правда понимал ее, и слова были излишни.
Мещерский отошел к окну, чтобы дать ей возможность прийти в себя, а затем попытался перевести тему:
– Повезло, что позвонила твоя подруга.
– Какая подруга?
– Агата. Она рассказала, что ты наглоталась таблеток, и вызвала «Скорую». Если бы не она…
– Не говорите про нее! – прервала его Катя.
Она часто дышала, как перед приступом. Чувствуя, что Профессор ее анализирует, Катя отвернулась и накрылась одеялом с головой, схватилась за красный браслет.
Мещерскому тяжело давались физические контакты, но он пересилил себя и коснулся ее плеча:
– Ты справишься, я обещаю. Я помогу.
Охотник подкинул в печку дрова и положил на старый диван телогрейку вместо подушки. Пришло время немного вздремнуть.
Мужчина высыпал в алюминиевую миску горсть таблеток, растолок рукояткой ножа и залил водой из чайника.