Голос старшего центуриона так резко сорвался на крик, что я отшатнулся, будто меня ударили. Легионеры, давно ожидавшие команду, с таким же удивлением, как и я, таращились на Жнеца, а тот, лениво взрыкнув дизелем, выпустил черное облако и двинулся вперед. Что ж. Прогуляемся. Поиграем мышцами. Клин клином вышибают. И сейчас мы – остриё того вышибающего клина. Чешуя на панцирях легионеров переливается неясными бликами, постоянно меняя цвет. То он медный, цвета заходящего солнца, то черный, цвета горелой сажи, а среди черного вдруг мелькнет оранжевый, и тогда легионеры похожи на аспидов. Опасных, готовых ужалить. В моих руках – жезл помощника старшего центуриона. Вокруг жезла обвит тот самый приказ с печатями, где пунктом пятым – про избыточную силу. Транспортные ворота, открывающие дорогу в туннель, через который можно попасть в спальный район Шеноа, медленно распахивают свою многотонную пасть. Их открытия с нетерпением ожидало несколько авто. Дорогущих, ярких, дышащих бензином, что позволительно только элите Мегаполиса. Жители других окраин, больше походящих на муравейники, имеют право разве что на городские электрокары, чтобы не убивать экологию.
– Оптио! – спросил как-то меня молодой декан, командир инженерного отделения. – А почему одним можно всё, а другим…
– Потому что таков закон, – прорычал я в ответ, совсем как старший, видимо, постепенно начинаю перенимать его повадки, – не нами придумано!
– Но если бы куча богатых бездельников не просаживала сотни фунтов каждый день в прожорливых глотках своих авто, там же расход – как у тягача! – то можно было бы…
– Кертис, – перехожу на отческий тон, как и старший, когда ему нужно внушить что-то подчиненному, – вот подумай, сколько народу живет в Даструме и сколько – в Шеноа? Не знаешь? А я тебе скажу. Двадцать сборочных цехов. Работа в четыре смены. Смена – пять тысяч человек на цех. Плюс всякая обслуга, повара, табельщики, контроллеры, медики, сам знаешь, каково это – пять часов в цеху, где пластик, ещё какая-то гадость и жженая изоляция. Птицы даже близко не подлетают к таким местам. Кругом-бегом полмиллиона. А к ним добавь работников грузовых хабов, водил, кучу другого народа, что в трущобах водится. У половины – семьи, в тех семьях – дети, а к ним всякие детсады, ясли, начальные школы, опять же, больницы, кафе, столовые, магазины… По нашей статистике, там обитает пять миллионов. А в Шеноа – двенадцать тысяч. По территории районы примерно равны. Вот и думай, что случится, если разрешить тем миллионам кататься на личных авто, да ещё с бензиновым выхлопом. На дорогах – сплошной коллапс, пробки, аварии, такое уже было. Вот потому для всех – общественный электротранспорт и велосипеды, а авто, в которых можно почувствовать скорость и которые стоят бешеных денег, – только для избранных.
– Знаю, оптимо, сам из Чен-Джу, там даже похуже, чем в Даструме…
– Вот видишь… Думаю, с оружием рано или поздно будет так же – его разрешат лишь тем, кому есть что защищать, я имею в виду – помимо собственной жизни. А так же личной охране…
– Выходит, жизнь не имеет никакой ценности? Вернее, она дешевле, чем чьи-то богатства? Но как же тогда все эти декларации о правах и свободах, что все мы рождены равными…
– А вот так. Ношение оружия разрешали и запрещали всем гражданам, без разбора, хотя и там нюансы, ствол стоит немалых денег, плюс налог, плюс оборудованный сейф, плюс оплата обучения пользованию, плюс проверки, а перед каждым визитом какой-нибудь важной шишки всех шерстили не по-детски… А ещё многие почему-то считали, что приобрел ствол – можно устраивать любительский тир на заднем дворе. Не знали, что за каждый отстреленный патрон писать отчет, когда, зачем, в кого, с какой целью… В общем, право быть равным стоит дорого…