Руи отшатнулась так стремительно, будто опасалась, что он вновь схватит её за горло. Это желание, единственное связанное с ней, отчётливо читалось в его чёрных глазах.
То, что она считала помехой, он предпочитал её прикосновениям?
— Вылезай, — добавил Илай, и она вскинула руки к груди, загораживаясь.
— Ты… Ты просто безнадёжный импотент! — закричала Руи, бросаясь прочь. — Грязный евнух! Слепец ещё больший, чем Калека! Не смотри на меня! Закрой свои чёртовы глаза! Ты такой уродливый, что не смеешь даже на обычных женщин пялиться, тем более на Деву!
Она выбежала, подхватив одежду, и ещё долго кричала на всю округу о том, что думает на его счёт. А его беспокоило лишь то, что ей под руку может попасть прислуга. Если только женщина сразу не отправилась к отцу, чтобы получить порцию обожания, которой её тут обделили.
Но нет, Руи вернулась уже через минуту. Зашла внутрь, приблизилась к краю купели и плюнула в воду.
— Вот, мойся. Я скажу Маяру, что его пожелание выполнила именно так, как ты того заслуживаешь. А потом этот старый козёл встанет передо мной на колени и будет вымаливать прощение за то, что посмел подсунуть меня тебе как какую-то тряпку, об которую можно ноги вытирать!
Устало закрыв глаза, Илай погрузился глубже и откинул голову на бортик. Внешний мир и люди в нём, даже его дом и отец — ничего из этого не волновало его. Особенно эта женщина и её глупая месть. Помешать ему наслаждаться ванной можно было лишь одним способом — налить в неё вина.
Глава 11
На самом деле, Илай заслужил звание отступника до того, как стал им. Люди, ещё не до конца потерявшие трепет перед богами, начали потихоньку в них разуверяться, глядя на него.
Раньше отшельники искали себе хозяев исключительных нравственных качеств. Это были благородные люди, необязательно богатые, но милосердные и честные, которым Старцы, Калеки и Дети служили безвозмездно, потому что чувствовали — в этом их призвание. Ни один отшельник не стал бы защищать Маяра и руководить его бандой висельников.
Генерал нанял их как раз потому, что эта работа требовала полного отсутствия совести. Пока Илай «прохлаждался» в песках, в городе возникло организованное сопротивление. Это были отчаянные, совершенно сумасшедшие люди, которые бросались прямо на мечи, если их изначальный план не срабатывал. А чего только не было в их арсенале: яды, стрелы, зажигательные смеси, засады, ловушки… женщины и дети: иногда подростки, иногда малыши, которых бунтовщики использовали в качестве психологических доспехов.
— Лучше убивать этих ублюдков сразу, — сказал ему как-то между делом один из стражи. — Если пожалеешь, их отправят на допрос. А там… ну, знаешь…
Мастер, а теперь отец заставляли его направлять оружие на то, что он хотел спасать. И оба говорили, что это правильно, а Дитя не появлялось, чтобы его в этом разубедить.
— Они бунтуют против засухи так же, как против войны, хотя засуха разоряет их земли сильнее. Но до богов им не добраться, поэтому они решили лезть ко мне! — ярился отец после очередной прогулки. — Почему я должен жалеть их детей, раз они сами их не жалеют? Наши города и так кишат всякой мразью, так что я просто выполняю волю императора, сокращая их численность. А если бы он был со мной не согласен, то давно бы направил сюда свои войска и прикрыл эту чёртову лавочку. А Дитя? Они и против него бунтуют, раз им не угоден его закон. А ведь даже я его исполняю!
Закон… Блюсти его никогда ещё не было так трудно. То, что казалось естественным, превратилось в пытку. Война, о которой говорили с таким ужасом, меркла по сравнению с тем, через что проходил каждый день он. Ведь видеть врага в мужчине — приемлемо. Илай же должен был видеть врага в том, что свято. Женщины, дети, семья…
Однажды он появился на улицах во время облавы, устроенной напившимися головорезами отца, и вмешался, чтобы остановить насилие и грабёж. К сожалению, со стороны это выглядело так, будто он принимает активное участие. А после того, как виновников казнили, ненавидели и боялись его уже не только горожане. Пару раз Илай находил под дверью своей комнаты выпотрошенных кошек и щенков, которые были скорее олицетворением его собственной жестокости, чем реальной местью со стороны его подчинённых и слуг.
Пытаясь восстановить репутацию, он всё только усугублял, пока не остался один единственный способ. Тот самый, которого он избегал целый год.
Целый год Илай наблюдал за бессмысленными попытками наследницы Маяра научиться фехтованию. Оказываясь во дворе в моменты её «тренировок», он невольно замедлял шаг и присматривался.
Никуда не годится.
Маяр отказался нанимать ей учителя, поэтому она просто лупила деревянным мечом по манекену. Изо дня в день. Упорно и зло.
Никаких учеников, Илай. Никаких учеников. Хватит и того, что ты вышел во Внешний мир и служишь худшему из людей.