Я ждала её ответа, словно приговора. Она слегка прищурилась.
Чили видела меня насквозь, все болевые точки и зарубцевавшиеся раны. Ей были доверены все сокровенные тайны и глубинные страхи, и она обратила эти знания против меня.
— Я не верю тебе, — сказала она, поднимаясь. — Что за ничтожество.
Сплюнув, Чили пошла прочь от истлевающего костра, и я побрела за ней следом.
— Не иди за мной, — приказала она, и я остановилась так резко, что потеряла равновесие и упала.
Слёзы застили глаза, и я торопливо вытирала их, всматриваясь в её спину до последнего. Я звала её по имени, в самом деле, напоминая выпавшего из гнезда птенца. Но Чили не обернулась. Слова, которые я никому другому бы никогда не сказала и не собиралась говорить даже ей, лишь насмешили её. Но всё равно вместо стыда, я чувствовала страх потери. Чили ясно дала понять, что если я позволю ей уйти сейчас, то она уже не вернётся.
И я позволила. Моя любовь, о которой я ей не переставая твердила, оказалась слабее её техник. Я не нашла нужных слов. Чили не прельстилась тем, что я предлагала ей, потому что стремилась к величию, которое ей пророчила Метресса. То, чего она по-настоящему желала, я никогда не смогла бы ей дать. В то же время, всё, чего желала я, было связано с ней.
Ничтожество.
Я раздирала ногтями грудь, будто желая добраться до сердца. Больно, больно, больно…
Ты никому не нужна.
Я обхватила голову, криком стараясь заглушить этот голос, но эта мысль пульсировала внутри черепа, потому что принадлежала мне, а не Чили. Это же было очевидно. Если бы Чили ушла, не попрощавшись, я поняла бы это так же отчётливо, как теперь, когда она мне это в лицо сказала.
Я рыдала, пока не обессилила. Когда же на следующий день нас с Имбирь нашли лежащими рядом, то мёртвой сочли именно меня: я была вся покрыта кровью и синяками, моё драгоценное платье было изодрано, а волосы выглядели ещё хуже, чем платье. Но когда сёстры поняли, что я жива… то решили это исправить.
Меня не стали ни о чём расспрашивать, а первым делом отвели к месту важнейших собраний — священной Иве. Там было людно. Я привыкла к тому, что под её сенью всегда вещала Мята, но на этот раз она молча стояла подле отшельницы, принадлежащей к избранному кругу — одной из тех, что допрашивали меня. Она провозглашала что-то вдохновенно, и хотя я не особо прислушивалась, по всему было понятно, что она станет новой Метрессой. Значимое событие для нашего клана, которое прошло мимо меня, хотя совершалось на моих глазах. Я была поглощена собственной трагедией, которую ничто не могло ни облегчить, ни усугубить. А то, что меня протолкнули в первые зрительские ряды, должно было подразумевать одно из двух.
— Могущества моей предшественницы, которую вы считали сильнейшей из нас, не хватило даже на то, чтобы помочь ей совладать с похотью! Кто будет сожалеть о ней? — повысила голос новоиспечённая Метресса. — Глядя на неё, некоторые из вас решили, что заветы Мудреца больше ничего не значат. Мужчина жил среди нас, конечно, это сбило вас с толку. Пример, который она вам подала, ещё долго будет будоражить умы, поэтому я подам вам другой пример. Дабы исправить ошибки прежней власти, я повелеваю очистить клан от последствий его присутствия здесь.
Женщина указала на меня веером, будто мечом, и вокруг стало шумно. Я повернула голову на смех: кто-то поддержал эту идею с особой радостью. Только тогда я заметила стоящую неподалеку Виолу. Она выглядела слишком довольной для той, кто носил в себе самые очевидные «последствия его присутствия».
— Мы так не договаривались, — послышался сдавленный голос наставницы. — Ты уже получила, что хотела. Не трогай её.
— Никакой жалости к отступницам, Мята, — ответила ей женщина. — Как наставница, ты должна поддержать меня.
— Вот именно, я была их наставницей. Это я одобрила эту связь. Так может, и меня казнишь?
— Нет, но не думай, что и тебе сойдёт это с рук. Ты больше не будешь никого воспитывать, — решила Метресса. — Я закрываю врата нашего мира до тех пор, пока он не очистится от скверны и не восстановит свою репутацию. Я выберу самых надёжных Дев и отправлю в святилища, чтобы сообщить жрицам о своём решении: отныне мы не берём новых учениц в наш клан.
— Мы должны воспитывать сирот. Иначе это то же попрание заветов.
— Не такое, как воспитание мужчин. — Метресса отмахнулась. — Я люблю тебя, Мята, и я тебя ценю. Но не оспаривай моих решений, иначе в избранном круге ты долго не пробудешь.
Но наставница не отступала.
— Взгляни на неё. Похоже, что её казнь станет торжеством справедливости? Позволь хотя бы её косе снова отрасти.
— Зачем? Я не стану её вешать, — ответила глава. — Она же непосвящённая, традиции велят скармливать таких мифям. — Женщина указала на Виолу. — А вот её надо повесить.
Вокруг поднялся гул одобрения, но Виола больше не смеялась.
— По…. весить?! Я… я беременна! — напомнила она, со значением положив руку на живот. — Даже дикие звери не тронут мать, носящую дитя! Даже худшие из мужчин Внешнего мира…