Калека, Дева, Старец и Дитя

Я осмотрела себя. Обычный наряд для Девы, состоящий из двух полосок, закрывающих груди, и двух полосок, формирующих юбку. Может, из-за того, что я не могла теперь прикрыть себя волосами, платье выглядело несущественным… или даже несуществующим. Но одежда в нашем клане никогда не служила «скромности», этому понятию, придуманному мужчинами Внешнего мира, которые хотят держать под контролем даже женскую красоту. Здесь одежда либо демонстрировала таланты Девы в шитье и вышивке, либо подчёркивала достоинства её тела.

— Я больше не буду выставлять их напоказ, — пообещала я, но Чили недовольно пробормотала:

— Пройдёт немного времени, и они выставят себя сами.

— Может быть, но это не должно тебя смущать.

— Я не смущаюсь! — отрезала она, краснея. — Боги, опять ты… Ведёшь себя так, будто у тебя самая лучшая грудь на свете.

— Нет?

— Да… Что?!

— Тебе не нравится?

— Там ещё толком нет ничего!

— Хочешь посмотреть?

— Мне и так всё отлично видно! В смысле…

— Хочешь потрогать?

— С ума сошла предлагать такое?! — вскричала Чили, выдавая себя. Она думала об этом раньше. И, конечно, думала об этом сейчас. — Нет! Не знаю… Если только чуть-чуть.

Я поняла, что она никогда сама на это не решится: какой бы сильной и смелой Чили ни была, любопытные изменения, происходящие в моём теле, пугали её. Она могла противостоять мифи, но прикоснуться ко мне было выше её сил.

Её абсолютно нелогичное смущение умиляло.

Взяв Чили за руку, я положила её себе на грудь. Мы обе замерли, уставившись на маленький холмик, спрятанный теперь от взгляда более надёжно: её ладонь полностью его закрывала. Так Чили должно больше нравиться? Или это отнюдь не добавило ситуации «скромности»?

Исправляясь, она подняла левую руку и нерешительно накрыла вторую грудь. И стало только хуже. Я почувствовала, как жар заливает и мои щеки, и дело не только в том, что мою грудь никто раньше не щупал, а в том, что Чили на этот раз проявила инициативу. И не остановилась на этом: слегка надавив, она сжала пальцы, и я отпрянула, испугавшись незнакомых ощущений.

— Больно?

— Немного.

— Прости! — Она отдёрнула руки, и мне стало стыдно за свою внезапную трусость.

— Всё нормально. Они должны болеть, когда растут.

— Да?

— А потом вообще ни капли.

Чили мрачно смотрела туда, где только что касалась меня. Теперь сквозь тонкую ткань проступали соски, делая платье нарядным — именно таким, каким его и задумывали.

— Просто не верится.

— Что?

— Что они станут ещё больше. Тебе и так неплохо.

По понятным причинам, ей не хотелось, чтобы её пара слишком от неё отличалась. Раз уж я пожертвовала ради неё своими волосами, то и остальное во мне должно было подчиниться этому желанию во всём друг другу соответствовать.

— Ты боишься, что это отдалит нас? — спросила я.

— Мы ещё толком не сблизились.

— Да. Но, может, ты и не хочешь этого?

Чили отошла к окну и подняла руку к голове, чтобы привычным жестом запустить пальцы в волосы, но, не обнаружив их, сжала ладонь в кулак. Когда она принялась расхаживать по комнате, я поняла, насколько для неё привычно метаться в этих стенах. Злиться, сомневаться, доводить себя до отчаянья, медленно сходить с ума…

— Ты нравишься мне, — призналась она внезапно, и я обомлела, потому что решила, что она собирается меня прогнать.

— Д-да?

— Да, но не так, как когда-то нравилась Виола. Совсем по-другому. Мне казалось, что вопрос с моим обучением уже решён, и все вокруг считали её моей парой, и я тоже… Мы привыкли друг к другу. А ты… ты не такая как она.

— Спасибо.

— Ты… непривычная.

— Для меня это тоже в новинку вообще-то, — задето пробормотала я, но Чили покачала головой.

— Виола была частью спектакля, хотя и понятия не имела, что участвует в нём. Она недалёкая, шумная, впечатлительная, но при это очень удобная… С ней было удобно, да. Она старалась быть удобной лично для меня. В её компании можно было легко забыть о своем «изъяне», тогда как ты… Ты мне постоянно о нём напоминаешь. Стоило только тебя увидеть, как мне впервые в жизни стало не по себе из-за него. Почти больно. И стыдно без причины. Это ведь ты была голой, а казалось, что я.

— Вообще-то, я была одета.

— Я тоже. Но это не помогло.

— А что помогло? Насмешки и издевательства? — Я пожала плечами, когда она промолчала. — Если тебе это действительно помогло, я пойму.

— У меня не было других идей, — прошептала Чили, нервно гладя свою лысую голову. — Как ещё сделать так, чтобы ты держалась от меня подальше? Мне просто хотелось, чтобы ты не показывалась мне больше на глаза… Забавно, что все попытки тебя отпугнуть в итоге тебя сюда и привели. Хочешь знать, было ли это весело? Ни разу. Только не для меня. Всё то оскорбительное, что ты услышала — это правда обо мне. Я являюсь олицетворением всех этих оскорблений, калекой, мужчиной и уродом, а ты… к тебе это никак не относится, но ты и сама это знаешь. Ты ведь не выбросила зеркало?

— Нет, и я жалею, что не принесла его, потому что тебе оно нужнее.

— Наряд не позволил его с собой захватить, понимаю.

— В тебе нет ничего уродливого, Чили.

— Ты ещё ничего не видела.