Калека, Дева, Старец и Дитя

Тем не менее, этого времени ждали с нетерпением все, и мы с Чили завидовали сёстрам, когда пришёл их черёд объединяться в пары. Невероятно трепетный, судьбоносный момент, за которым мы следили со стороны, пока Мята заплетала ритуальные косы своим воспитанницам, давая персональные наставления. Начиная с этого дня, девочки должны были учиться входить в особое состояние, которое и являлось основой нашего мастерства. Сон. Единство. Погружаясь в него, Девы сливались сущностью с Внутренним миром, черпали из него силу, которая в дальнейшем поможет им овладеть техниками. В одиночку освоить эту практику было невозможно, каждой Деве приходилось тренироваться на своей партнёрше, сосредотачиваясь только на ней, прислушиваясь и изучая. Друг для друга единые должны стать проводниками живительной энергии нашего мира. А для этого сердцебиение, дыхание, даже неуловимые колебания эмоции — у них всё должно быть синхронным.

Этого трудно добиться. Поначалу кажется, что и вовсе невозможно. Просто потому что главное условие обретения гармонии — время. Только с течением времени ты привыкаешь к своей паре настолько, что начинаешь воспринимать её как неотъемлемую часть себя. Как если бы изменения, происходящие в быстро формирующемся теле, просто зашли дальше, чем у обычных людей.

— Посмотри на них, Чили! Волнительно, правда? — прошептала я, следя за тем, как девочки, чьи волосы уже были сплетены, достают драгоценные косточки и прячут их под язык или за щёку. — Скоро они посадят их и будут растить вместе. Это объединит их не хуже кос. Разве во Внешнем мире есть что-то подобное?

— Да, — бросила она, не разделяя моего восторга. Даже раздражённая им. — Там люди выращивают детей. А это просто красивая аллегория.

— У нас полно красивых аллегорий. Для рождения и для смерти. Это и возвышает наш мир над Внешним, где первое и второе сопровождается грязью и болью.

— Грязь и боль? Тебя-то это точно не должно смущать. Ты всю жизнь возилась в земле, закапывая мёртвое. Теперь придётся закопать живое. Уверена, что справишься?

— Похоже, оскорблять меня, находясь под этим деревом, вошло в привычку у тебя, — ответила я, упрямо на неё не глядя, чем напрягала Чили ещё сильнее. — Одной плакучей ивы здесь недостаточно?

— Похоже на то, раз ты готова разрыдаться от умиления. Какой чудесный праздник. На который ты опять пришла голой, дабы сделать аллегорию зачатия совсем уж явной. Или чтобы компенсировать недостаточную длину волос?

Понимаю, по сравнению с ней, закутанной с ног до головы, я выглядела более чем обнажённой, хотя на мне была та самая полупрозрачная туника, которую я украсила вышивкой. По моему мнению, она добавляла скромности наряду. По мнению Чили, акцентировала внимание на моей округлившейся груди и бёдрах. А она не любила, когда на мои грудь и бёдра кто-то смотрел. Почти так же, как когда я сама смотрела на Мяту.

— Хватит на неё пялиться.

— В прошлый раз ты запрещала мне пялиться именно на тебя, — напомнила я.

— Так ты решила, что здесь и сейчас всё должно быть «как в прошлый раз»? Может тогда, поползёшь к ней на коленях? Попросишь снова дать тебе второй шанс? Учитывая, что она с радостью предоставила тебе с сотню семян взамен одного потерянного, она даст тебе сотню лучших Дев взамен Калеки. Её любовь к тебе не имеет границ.

— Успокойся, Чили, тут нечему завидовать. Ведь совсем скоро тебе будут прислуживать цари, а их жёны искать твоей благосклонности… не уверена, что это значит, но, наверное, это даже лучше простого служения. О чести, которую тебе будут оказывать, никто здесь и мечтать не смеет.

Чили наклонилась к моему уху. Её шёпот обжёг кожу.

— Смеёшься надо мной?

— Нет…

Что-то происходило с её голосом в последнее время. Он менялся, приобретая совершенно непривычное звучание. Глубокое, низкое, такое отличное ото всех, отчего она стыдилась петь, но когда дело доходило до допросов или угроз, ей не было равных. Как такое возможно? Слыша её, я хотела подчиниться… что бы это ни значило.

— Тебе смешно, точно, — повторила Чили. — Ты ведь не веришь, что такое возможно. Никто из вас не верит. Вы хотите, чтобы мужчина пресмыкался перед вами, не смея поднять взгляд. Чтобы почитал вас, а вы бы говорили, что даже его покорность оскорбляет вас. Чтобы он обожал вас за вашу ненависть к нему. Чтобы сходил с ума от желания коснуться вашей кожи, ваших священных волос… — Я почувствовала, как Чили обманчиво нежно поглаживает мою шею. Запускает пальцы в волосы. — Вы отрабатываете на мне своё презрение ко всему мужскому роду. Да, вы оставили меня здесь не из-за милосердия, а совсем наоборот. Я — тренировочная мишень. Вы можете делать со мной что угодно, я не сломаюсь и не дам сдачи. Вот чему учит тебя Мята. Ненавидеть меня. Кстати, безумно интересно: когда ты сказала ей, что собираешься объединиться с мужчиной, она умоляла тебя одуматься?

— Ты не мужчина, Чили.