Калека, Дева, Старец и Дитя

Слива была очень сладкой, поэтому Мята спустила мне с рук эту выходку. Уходя, она посоветовала мне впредь не пропускать её занятия.

— Что значит «раздвигает ноги»? — спросила я, глядя на мати. — Что значит «шлюха»?

При других обстоятельствах, она бы меня снова ударила. Теперь же Имбирь положила руку мне на голову, наклоняясь к самому лицу, и этот нежданный материнский жест превратился в нечто похуже побоев.

— Учитывая, куда всё движется, ты скоро узнаешь об этом. И когда ты об этом узнаешь, ты, конечно, задумаешься. Так вот, чтобы у тебя не возникало сомнений насчёт того, как к этому относиться, скажу тебе сразу: я сама убью тебя, если ты позволишь себе нечто подобное. То, что наша Метресса до сих пор царствует, не должно тебя успокаивать. Ведь это ненадолго.

Глава 19

По мере обучения я всё сильнее убеждалась в том, что не знаю самого главного. Разговоры о прошлом были, несомненно, важны, но меня больше интересовало то, что творилось с нашим кланом сейчас. Его лихорадило в преддверии бунта. Это чувствовали все, даже дети. И я понимала, что приближаюсь к истине вплотную, лишь когда смотрю на Чили.

— Прекрати на меня таращиться!

Чили не посещала уроки наставницы, потому что Метресса обучала их с Виолой всему, что должны знать и уметь великие отшельницы, и возможно чему-нибудь ещё, совершенно особенному, что может пригодиться только наследнице клана. Тем не менее, Чили появлялась у священной ивы время от времени в обществе верной подруги, чтобы о них не забывали. Они всячески привлекали к себе внимание, красовались, хохотали и сплетничали. Странно, что в такие моменты, Чили выводило из себя именно то, что на неё смотрят.

— Уставилась так, будто думает, что от этого её слепой глаз прозреет.

Скорее уж ослепнет последний. И дело не только в угрозе, звучавшей в её голосе. Когда Чили подходила близко, то веки начинало жечь, будто она была дочерью самого солнца, а не жгучего перца. Я не представляла, каково это — быть её единой, держаться за руки, сплетать волосы, всегда находиться так нестерпимо близко.

Она была всего лишь ребёнком, но вызывала страх, который я никогда ни перед кем не испытывала. И по мере нашего взросления этот страх не исчезал, а наоборот, становился навязчивым, сулящим однажды закончиться ещё большим унижением.

— Слышишь меня? Ты что-то особенное увидела?

Она, в самом деле, ждала ответа. Рядом, чуть позади неё, стояла Виола, кажется, больше недовольная вниманием Чили ко мне, чем моим — к ней.

— Твоя косточка, — проговорила я нерешительно.

— Что с ней?

— Не бери её в рот.

— Вот как?

— Лучше поменяй её.

— И на какую, интересно? — встряла Виола, приняв это за вызов ей. — Даже не пытайся! Мы предназначены друг другу, нас никому не разлучить, уж тем более не такой калеке. Да даже настоящему Калеке, если бы он оказался здесь!

Чили взглянула на неё со смесью гордости и признательности, будто это я нападала на неё.

Не знаю, как так вышло, что они оказались «предназначены друг другу», но, думаю, судьба тут вообще ни при чем. Чили просто выделили девочку, которая привлекала к себе почти столько же внимания, сколько и она сама. Это не было родством душ. Они просто прятались друг за другом. Виола — за популярностью дочери Метрессы, а сама Чили — за агрессивной привязанностью своей подружки, которую трактовала как верность и любовь.

— Отдай мне свою косточку, пожалуйста, — попросила я, не в состоянии рассказать всей правды. Узнай Чили, что её ритуальное зерно отравили, она бы донесла на Мяту матери, и наставницу бы казнили. Её абсолютно точно казнят, если я не вмешаюсь.

Я протянула к ней ладонь, по которой ударила Виола.

— Размечталась. Чили её вырастит для меня! А ты жуй свои дурацкий мак! Уверена, твоих сил не хватит даже на то, чтобы и его прорастить!

По сравнению с косточкой персика это, в самом деле, пустяковое испытание.

— Я не хочу, чтобы она растила его для меня. Я не люблю виноград, — призналась я, чем оскорбила их ещё сильнее. Осуждать вкус этой парочки?

— А я не люблю мак! — заявила Чили.

— Да? — Я извиняюще улыбнулась. — Он красивый. И на тебя похож.

Чили растерянно моргнула, не зная, что на это ответить. Но ей на помощь пришла верная подруга.

— Вот и радуйся! Это всё, на что такая, как ты, может надеяться! — Виола вскинула руку, чтобы вцепиться в мои волосы, но я схватила её за запястье, крепко сжимая.

Я занималась тем ремеслом, которое укрепляет тело, и была выше неё, поэтому мои руки были сильными. Пока. Виола же, совсем не привыкшая к физическому воздействию, закричала скорее от страха, чем от боли.

— Она ударила меня, Чили! Она меня ударила!

В следующую секунду я уже валялась на спине, с лёгкостью подчинённая силой, превосходящей ту, которую я обнаружила в себе только что. Меня будто накрыло волной, сбивая с ног. То, что я раньше считала побоями, меркло перед мощью стихии, уместившейся в теле моей ровесницы.

Я чувствовала, как пальцы сдавливают мою шею, как меня прижимает к земле чужое тело, и я тоже захотела испуганно, жалобно кричать. Вот только у меня не было никого, кто бы тут же прилетел на помощь.