Как жаль, что так поздно, Париж!

Следователь, который достался Никите, не был дураком, и лет ему было почти столько же, но понять Никиту он не мог! «Неужели вам не душно в нашей действительности?» – спросил Никита и получил удовлетворение от произведенного эффекта. Следователь что-то радостно записал, а потом так же радостно и внимательно посмотрел на Никиту и опять что-то записал. «Хочет как можно лучше все исполнить, – подумал Никита. – Потом пойдет домой по Литейному. Дождь, должно быть, кончился, уже не стучит по подоконнику, тротуары мокрые, блестят…»

Допрос в виде доверительной беседы подходил к концу, первый допрос…

12

Это, считал Тёма, лучшие люди из всех, с кем его сводила судьба. Уж Никита-то определенно лучший. Да и остальные. А мог и не узнать их, все такая случайность!

Однажды в институтской библиотеке к нему подошел парень, с которым когда-то познакомились на военных сборах, и попросил прийти вечером посмотреть магнитофон, что-то там заело, перестало крутиться. Магнитофоны еще были редкостью. «Окуджаву послушаешь, – сказал знакомый парень, его звали Петей. – Ты слышал Окуджаву?» Тёма не слышал. Вечером отправился на Мойку. Петя, оказывается, жил рядом с квартирой Пушкина, в доме десять, во дворе. В узкой комнате несколько парней и девушек терпеливо ждали, пока Артём возился с магнитофоном, и все время наперебой читали стихи. «Психи», – подумал Тёма. Потом прислушался. Незнакомый мир. Сам он никогда не читал стихов по собственной воле. Починив магнитофон, хотел уйти, но они не отпустили: «Сейчас начнется самое интересное». И он услышал «Ваньку Морозова», «Троллейбус», «Из окон корочкой несет поджаристой…». Действительно интересно. Зачем-то погасили свет, но никто не целовался. «Психи», – опять подумал Тёма. Одна из девушек внесла в комнату зажженную свечу, а другая – поднос, уставленный чашками. «Кофе или чай?» – спросила девушка с подносом. «Кофе!» – закричали все.

В это время пленка порвалась, бобина крутилась вхолостую. «Давайте уксус. У вас есть уксус?» – спросил Тёма. «А зачем?» – удивилась девушка, которая принесла свечу. «Уксус клеит ленту», – объяснил Тёма. «Да вы просто профессор», – услышал он чей-то важный бас.

Вот так он попал сюда. А мог и не попасть, все такая случайность! И жизнь покатилась бы совсем иначе, хотя главное в ней – Соню – он все равно получил бы от судьбы. Соня – из другого мира, не связанного с этим. То есть когда-то так было, теперь-то все они связаны…

Но рассказывать об этом на допросе было бы дико! Было бы дико рассказывать, как в первый же вечер знакомства Никита обратил его в свою веру. Это было несложно, ведь он, Артём, можно сказать, и не имел никакой веры.

– Неужели вы, сын врага народа, никогда не думали об этих вещах?

Конечно, не думал! Существовало правило, усвоенное всеми: ни над чем особенно не задумываться, их поколение выросло на этом. Но здесь, в Петиной компании (Тёма неожиданно быстро понял), то ли другие правила, то ли их нет вовсе. Здесь, несмотря на стихи и песенки, – серьезная жизнь, серьезные разговоры.

– Система, понимаете? – говорил Никита, когда возвращались с Мойки домой (им оказалось по пути). – Система, а не отдельные личности.

Тёма-то как раз считал, что – отдельные личности: Сталин, Берия… Так писали и в газетах.

– Нет, нет, – втолковывал Никита. – Какая разница! Ежов, Берия, Семичастный…

– Но при Семичастном не сажали, – с жаром перебил Тёма.

– Вы так думаете? – усмехнулся Никита. По Тучковой набережной дошли до моста. – Ну, мне направо, я живу на Большом.

– А я тут, на Первой линии, – сказал Тёма. Ему было жаль, что уже дошли.

Никита остановился и посмотрел вверх. Они стояли у подножия церкви.

– Мне в этом крае все знакомо, как будто я родился здесь, – засмеялся Никита. – Я родился здесь, на Васильевском, вот в эту церковь меня носили крестить.

Тёма тоже посмотрел вверх. Ангел с поднятой рукой, в которой когда-то был крест, четко вырисовывался на бледном небе.

– А я в Москве родился, – сказал Тёма, забыв, что уже говорил это сегодня, рассказывая об отце.

Зачем ему понадобилось в незнакомой компании рассказывать об отце? Он и сам не знал. Зачем-то рассказал им про первый арест и про второй.