Очевидно, Имаизуми думал, что Мики манипулирует Онодой — это плохо, если она именно это и делала. Дело было в том, что Онода был не настолько против, насколько он, судя по реакции Имаизуми, должен был быть. Хотя вполне возможно, что у нее были и еще причины просить Оноду подружиться с Имаизуми помимо тех, что она назвала, но Мики, все то короткое время, что он ее знал, старалась быть доброй с ним. Онода чувствовал, что это что-то значит, и не мог не верить, что, по крайней мере, сердце у нее на месте.
— А сейчас, если позволишь, мне пора идти на урок, — быстро сказал Имаизуми и ускорил шаг, оставляя Оноду стоять с осознанием, что его намеренно бросили. И еще он ясно понял, что ему не сказали ни «пока», ни «потом поговорим».
Потому что никакого «потом» не будет, понял Онода, и его сердце дрогнуло. Он не имел понятия, как это могло случиться в ходе безобидного разговора, но он, кажется, только что собственноручно уничтожил любую возможность подружиться с Имаизуми. Онода знал, что в следующий раз, когда он столкнется с Имаизуми, уже не будет той легкости, с которой они провели поездку в поезде, и подозревал, что можно сказать без натяжки: проводить с ним время снова Имаизуми не захочет.
И даже теперь, спустя неделю, Онода не мог разобраться, что в их разговоре обеспокоило другого мальчика. Имаизуми, несмотря на все, что он сказал о «назойливости» Мики, был, похоже, в довольно хороших отношениях с ней. Иногда Онода видел их вместе в Большом зале, Мики что-то живо говорила ему, он рассеянно кивал, погруженный в выпуск «Ежедневного пророка». Он не особо радовался ее присутствию, но и не был против настолько, чтобы заставить ее уйти, что очень впечатляло в сравнении с холодным пренебрежением, с которым он относился ко всем остальным.
Онода вспомнил, как Мики сказала ему во время пира, что он, кажется, понравился Имаизуми, и снова почувствовал себя ужасно из-за того, что предал его доверие.
Как бы то ни было, волноваться только из-за того, что о нем подумал Имаизуми, было роскошью, которую Онода едва ли мог себе позволить. Занятия все еще были тяжелыми, коридоры Хогвартса в своей сложности все еще напоминали лабиринт, а новое испытание, которое появилось в виде объявления в общей комнате Хаффлпаффа, мгновенно отодвинуло все остальные тревоги на второй план.
Уроки полетов должны были начаться в течение недели.
Это предупреждение хаффлпаффские первокурсники встретили с некоторым беспокойством, но все же казались и довольно восхищенными. Подобно им, первокурсники других трех факультетов тоже обсуждали эту новость за завтраком, очевидно увидев такие же объявления у себя.
Онода ощущал себя единственным человеком в школе, у которого страх перед полетами намного перевешивал любое восхищение, которое он мог бы почувствовать. Полеты не вызывали в нем ни воодушевления, ни даже фантазий о том, что у него могло бы получиться, которые пересилили бы страх оказаться неловким или пораниться на виду у своих одноклассников.
Что еще хуже, первое занятие у них должно было быть с гриффиндорцами, которые имели репутацию людей несдержанных и чересчур храбрых. Последнее, в чем Онода нуждался, так это показать ученикам факультета, на котором гордились своей смелостью, какой же он на самом деле трус. Он не особенно хотел за неделю стать посмешищем для целой школы.
И это был факультет Наруко. Онода уже примирился с тем фактом, что у него не получится возобновить общение с Наруко, но также и не жаждал быть униженным перед ним.
Как ни печально, кажется это было неизбежно.
Когда во вторник в 3:30 дня занятия закончились, Онода и его одногодки отправились на площадку, где должны были проходить уроки полетов. Вдали Онода видел площадку для квиддича, которая представляла собой большое овальное поле с тремя кольцами на шестах в обоих концах. Вокруг площадки возвышались трибуны, с которых публика могла смотреть соревнования между командами факультетов, и Онода думал, что у него в качестве зрителя, вероятно, будет столько же трудностей с его ростом, как и в качестве игрока.
Остальные хаффлпаффцы тоже указывали и болтали о поле для квиддича, гадая, кто из них будет достаточно хорош — или достаточно смел, — чтобы участвовать в отборочных в команду факультета на второй год. Онода чувствовал себя так, словно увяз в земле, и в разговоре не участвовал.
Наконец они достигли территории, предназначенной для занятий, и там их встретил ухмыляющийся Канзаки, который уже пришел и разложил несколько длинных рядов метел на земле.
— Сдается мне, хаффлпаффцы сегодня первые, — сказал Канзаки, и его улыбка стала шире, когда он окинул первокурсников взглядом. — Не то чтобы я удивлен — гриффиндорцы всегда опаздывают. В любом случае, для вас это даже лучше — это значит, что вы первые выберете метлы.
Онода впервые видел Канзаки так близко с тех пор, как тот водил его в Косой переулок, и его внезапно поразило, что есть еще один человек, которого он разочарует, если окажется неспособным летать как следует.